Рисунки и стихи Пушкина.Е.К.Воронцова

Графиня Елизавета Ксаверьевна Воронцова – жена начальника Пушкина по Одессе. Женщина, которую Пушкин любил особенно горячей любовью. Это о ней сказал он в стихотворении "К морю":

Могучей страстью очарован,
У берегов остался я.

Ради неё отказался он от бегства морем за границу – из ссылки. Все любовные стихотворения, написанные в Михайловском в 1824 году и в первые месяцы 1825 года, обращены к Воронцовой, в том числе "Ненастный день потух..." – с удивительной по силе выразительности концовкой:

Никто её любви небесной не достоин.
Не правда ль: ты одна... ты плачешь... я спокоен;
...............................................................................
Но если ............................................................... .

С нею прощался поэт перед женитьбой стихами:

В последний раз твой образ милый
Дерзаю мысленно ласкать,
Будить мечту сердечной силой
И с негой робкой и унылой
Твою любовь воспоминать.

Бегут, меняясь, наши лета,
Меняя всё, меняя нас,
Уж ты для своего поэта
Могильным сумраком одета,
И для тебя твой друг угас.

Прими же, дальняя подруга,
Прощанье сердца моего,
Как овдовевшая супруга,
Как друг, обнявший молча друга
Перед изгнанием его.

Воронцову рисовал Пушкин в своих рабочих тетрадях с первых дней знакомства с ней (сентябрь 1823 года). Он изображал и профиль её, и голову, и фигуру – стоящей, сидящей, уходящей, с вырисованной узенькой пяткой, виднеющейся из-под платья, – и руку, играющую на клавикордах, с длинными изогнутыми пальцами. Три последние зарисовки Воронцовой сделал Пушкин в 1829 году. Один портрет – на Кавказе, рядом с портретом Марии Волконской – образы двух женщин, живших в душе поэта. Другие два нарисовал он сёстрам Ушаковым.

Воспроизводимый здесь портрет нарисован на большом листе бумаги. Это самый большой, смелый и уверенный из всех тридцати набросков Елизаветы Ксаверьевны, сделанных Пушкиным. Выразительность и кокетливость подвижного лица Воронцовой делали её неотразимо привлекательной, хотя в основе своей черты её не были красивы. Пушкин лица её не идеализировал. Но он передал одно из главных очарований Воронцовой – красивую посадку её головы и тонкую, длинную шею, которую старательно оттушевал, найдя точные соотношения линий.

(Из книги: Т.Цявловская. Рисунки Пушкина. – М.: "Искусство",1987)

Некоторые из стихотворений А.С.Пушкина, посвящённые Е.К.Воронцовой:

Плещут волны Флегетона,
Своды тартара дрожат:
Кони бледного Плутона
Быстро к нимфам Пелиона
Из аида бога мчат.
Вдоль пустынного залива
Прозерпина вслед за ним,
Равнодушна и ревнива,
Потекла путём одним.
Пред богинею колена
Робко юноша склонил.
И богиням льстит измена:
Прозерпине смертный мил.
Ада гордая царица
Взором юношу зовёт,
Обняла, и колесница
Уж к аиду их несёт:
Мчатся, облаком одеты;
Видят вечные луга,
Элизей и томной Леты
Усыплённые брега.
Там бессмертье, там забвенье,
Там утехам нет конца.
Прозерпина в упоенье,
Без порфиры и венца,
Повинуется желаньям,
Предаёт его лобзаньям сокровенные красы,
В сладострастной неге тонет
И молчит и томно стонет...
Но бегут любви часы;
Плещут воды Флегетона,
Своды тартара дрожат:
Кони бледного Плутона
Быстро мчат его назад.
И Кереры дочь уходит,
И счастливца за собой
Из Элизия выводит
Потаённою тропой;
И счастливец отпирает
Осторожною рукой
Дверь, откуда вылетает
Сновидений ложный рой.

26 авг. 1824 г. (вольный перевод 27-й картины из "Превращений Венеры" Парни)

Ненастный день потух; ненастной ночи мгла
По небу стелется одеждою свинцовой;
Как привидение, за рощею сосновой
        Луна туманная взошла...
Всё мрачную тоску на душу мне наводит.
Далёко, там, луна в сиянии восходит;
Там воздух напоён вечерней теплотой;
Там море движется роскошной пеленой
         Под голубыми небесами...
Вот время: по горе теперь идёт она
К брегам, потопленным шумящими волнами;
         Там, под заветными скалами,
Теперь она сидит печальна и одна...
Одна... никто пред ней не плачет, не тоскует;
Никто её колен в забвенье не целует;
Одна... ничьим устам она не предаёт
Ни плеч, ни влажных уст, ни персей белоснежных.
............................................................................
............................................................................
............................................................................
Никто её любви небесной не достоин.
Не правда ль: ты одна... ты плачешь... я спокоен;
.............................................................................
Но если ..............................................................

Прощай, письмо любви, прощай! Она велела...
Как долго медлил я, как долго не хотела
Рука предать огню все радости мои!..
Но полно, час настал: гори, письмо любви.
Готов я; ничему душа моя не внемлет.
Уж пламя жадное листы твои приемлет...
Минуту!... вспыхнули! пылают... лёгкий дым,
Виясь, теряется с молением моим.
Уж перстня верного утратя впечатленье,
Растопленный сургуч кипит... О провиденье!
Свершилось! Тёмные свернулися листы;
На лёгком пепле их заветные черты
Белеют... Грудь моя стеснилась. Пепел милый,
Отрада бедная в судьбе моей унылой,
Останься век со мной на горестной груди...

Когда, любовию и негой упоенный,
Безмолвно пред тобой коленопреклоненный,
Я на тебя глядел и думал: ты моя, -
Ты знаешь, милая, желал ли славы я;
Ты знаешь, удалён от ветреного света,
Скучая суетным прозванием поэта,
Устав от долгих бурь, я вовсе не внимал
Жужжанью дальнему упрёков и похвал.
Могли ль меня молвы тревожить приговоры,
Когда, склонив ко мне томительные взоры
И руку на главу мне тихо наложив,
Шептала ты: скажи, ты любишь, ты счастлив?
Другую, как меня, скажи, любить не будешь?
Ты никогда, мой друг, меня не позабудешь?
А я стесненное молчание хранил,
Я наслаждением весь полон был, я мнил,
Что нет грядущего, что грозный день разлуки
Не придет никогда... И что же? Слёзы, муки,
Измены, клевета, всё на главу мою
Обрушилося вдруг... Что я, где я? Стою,
Как путник, молнией постигнутый в пустыне,
И всё передо мной затмилося! И ныне
Я новым для меня желанием томим:
Желаю славы я, чтоб именем моим
Твой слух был поражён всечасно, чтоб ты мною
Окружена была, чтоб громкою молвою
Всё, всё вокруг тебя звучало обо мне,
Чтоб, гласу верному внимая в тишине,
Ты помнила мои последние моленья
В саду, во тьме ночной, в минуту разлученья.

Храни меня, мой талисман*,
Храни меня во дни гоненья,
Во дни раскаянья, волненья:
Ты в день печали был мне дан.

Когда подымет океан
Вокруг меня валы ревучи,
Когда грозою грянут тучи,
Храни меня, мой талисман.

В уединенье чуждых стран,
На лоне скучного покоя,
В тревоге пламенного боя
Храни меня, мой талисман.

Священный сладостный обман,
Души волшебное светило...
Оно сокрылось, изменило...
Храни меня, мой талисман.

Пускай же ввек сердечных ран
Не растравит воспоминанье.
Прощай, надежда; спи, желанье;
Храни меня, мой талисман.

Там, где море вечно плещет
На пустынные скалы,
Где луна теплее блещет
В сладкий час вечерней мглы,
Где, в гаремах наслаждаясь,
Дни проводит мусульман,
Там волшебница, ласкаясь,
Мне вручила талисман.

И, ласкаясь, говорила:
"Сохрани мой талисман:
В нём таинственная сила!
Он тебе любовью дан.
От недуга, от могилы,
В бурю, в грозный ураган,
Головы твоей, мой милый,
Не спасёт мой талисман.

И богатствами Востока
Он тебя не одарит,
И поклонников пророка
Он тебе не покорит;
И тебя на лоно друга,
От печальных чуждых стран,
В край родной на север с юга
Не умчит мой талисман...

Но когда коварны очи
Очаруют вдруг тебя,
Иль уста во мраке ночи
Поцелуют не любя –
Милый друг! от преступленья,
От измены, от забвенья
Сохранит мой талисман!"

*Талисман – предмет, который, по суеверным представлениям, приносит его владельцу счастье, удачу, избавляет от болезни, опасности, беды и т.п.
Стихотворение при жизни Пушкина не печаталось. Оно связано, вероятно, с "кольцом-талисманом", подаренном поэту Е.К.Воронцовой.

Рисунки А.С.Пушкина.

Е.К. Воронцова