«Муму». Групповой портрет с барыней. Чернов Н. М.

По окончании университетского курса в Москве и Петербурге, юноша-Тургенев продолжил обучение в Берлине. Направляясь туда, едва не утонул в море во время пожара на пароходе. Возвратясь после странствий, убедился, что устраиваться дома надо заново и, на этот раз – надолго. Семья как бы оказалась на его неокрепших еще руках. Брат Николай в военной службе, младший Сергей – калека, оставался в Спасском под присмотром дворни. Он там же и умер в 1837 году, неполных 16-ти лет от роду, одинокий и всеми заброшенный. Вскоре в деревне сгорела дотла их спасско-лутовиновская усадьба. Почти полностью уничтожен дом тургеневского детства. Остался лишь правый флигель. Это случилось летом 1839 года. Даже где переночевать – на первых порах было проблемой. Мать, Варвара Петровна, – больная и бесприютная. Тогда-то и принято решение найти для неё в Москве такое жилище, чтобы прилично и комфортно. В собственном московском доме на Садово-Самотечной улице постоянно оставаться никто не хотел. Не нравилось.

Лето 1840 года В. П. Тургенева, не имея другого пристанища, все-таки живет при самотеченском доме. Появились грозные признаки повального голода в России. "Ты знаешь, – пишет мать Ивану в чужие края, – что и прошлый год был уже очень плох. Но! – нынче ничего не родилось, то есть, ничего-ничего, ни единого колоса на всем поле. Еще, слава Богу, что у нас кое-как сберегли лошадей, вспахали. А на посев покупаем рожь – о, ужас! – по 35 рублей четверть[2]). Мать не решилась в такой год поехать на лето в Спасское. Продолжается поиск на зиму наемного дома в Москве. Той же осенью Варвара Петровна сняла понравившийся ей уютный особнячок, принадлежавший маркшейдеру Н. В. Лошаковскому, в приходе церкви Успенье, что на Остоженке. Мечтала жить вместе с Иваном, а тому прочила карьеру университетского магистра.

Но сына и след остыл: он ещё в январе 1840 года к неудовольствию матери и неожиданно для неё вновь отправился за границу. На этот раз прямо в Италию. Его сманил туда Павел Кривцов (брат декабриста). Будто бы, путешествовать. Не исключено, однако, что у Тургенева имелся скрытный план стать секретарем при Кривцове, начальнике русских художников в Риме. На это место, как известно, претендовал даже Гоголь[3]). В конечном счёте должность получил А. В. Сомов, племянник Кривцова, юноша-авантюрист из Болховского уезда, вскоре сбежавший вместе с имуществом миссии в Америку. Там и сгинул.

Тургенев всё же предпринял в тот трудный год путешествие по Европе. Весной он из Рима едет в Неаполь, оттуда в королевство Сардинское, в Саксонию, в Лейпциг, во Франкфурт, в Мариенбад. В июле – снова в Берлине (П. 1.153). Слушает лекции, живет в одной квартире с М. А. Бакуниным. И только в мае 1841 года возвращается в Москву и в Спасское. К этому времени относится его сближение с "белошвейкой" Авдотьей Ивановой, будущей матерью Полинетты Тургеневой.

Первоначальные опыты Тургенева-литератора, как известно, связаны с его сотрудничеством в петербургских журналах. В 1838 году, еще в "старом", плетневском "Современнике", появилось первое печатное стихотворение Тургенева "Вечер". Без имени автора. Оно подписано: "... в". В октябре того же года – второе, тоже анонимное, подписанное: "... въ". В рукописях стихи частенько посылаются на прочтение друзьям. Тургенев тогда мучительно искал свою истинную дорогу.

В начале 1847 года выходит в свет 1-я книжка "Современника" некрасовского, в которой в разделе "смесь" напечатан сразу же замеченный очерк "Хорь и Калиныч" – вступление к "Запискам охотника". 24 февраля 1852 года Иван Тургенев, находясь в Петербурге, узнает о смерти Гоголя. В. П. Боткин из Москвы сообщает ему подробности. Тогда-то Тургенев и написал некролог, отклоненный столичной цензурой. Попечитель санкт-петербургского университета М. Н. Мусин-Пушкин, получив известие о кончине Гоголя, публично назвал покойного "лакейским писателем". Тургенев послал копию своей незапрещенной еще статьи о смерти Гоголя в Москву Е. Феоктисову (П. 2.462–463). Она напечатана в "Московских ведомостях" в качестве "письма из Петербурга", за подписью: Т... в. Власти сочли это "ослушанием и нарушением цензурного устава"[4]).

Таковы события в самом начале остоженского периода жизни Тургенева. С ними совпал выход в Москве "Записок охотника" отдельной книгой (в 2-х частях). Издатель – Н. Х. Кетчер, цензор – князь В. В. Львов. В апреле император Николай I, получив доклад шефа жандармов А. Ф. Орлова о появлении в Москве, якобы, запрещенного некролога Гоголя, распорядился "за явное ослушание" посадить Тургенева "на месяц под арест и выслать на жительство на родину, под присмотр". Находясь в Петербурге под арестом на съезжей, молодой литератор привлек к себе сочувственное внимание столичного общества. Даже в высшем свете распространилось нечто вроде общественного мнения в пользу освобождения Тургенева из-под ареста. Сидя в "кутузке", он написал рассказ "Муму" - замечательную прозаическую миниатюру, отмеченную ярким московским колоритом. Сегодня для некоторых патриотов – это "знаковое" сочинение. Мы упускаем из вида, что Герасим, протестуя, бежит из Москвы. Как у классика тех лет: "Вон из Москвы, сюда я больше не ездок!"

Из-под стражи Тургенев освобожден 16 (28) мая. Перед отъездом в ссылку он видится с хорошо относившимся к нему попечителем Московского учебного округа В. И. Назимовым. М. С. Щепкину и Т. Н. Грановскому читает "Муму". Встречается с Н. Х. Кетчером, М. Н. Загоскиным, И. Е. Забелиным. Вместе с ним осматривал кремлевские древности (П. 2.138–139). Забелин горячо любил Москву и обладал редким даром превосходного рассказчика.

Семь с лишним лет прошло (1834–1841), прежде чем Иван Тургенев вновь возвратился в Москву в качестве ее постоянного жителя. За эти годы переменилось многое. "У меня прекрасный, маленький московский дом,<...> – писала мать Ивану 30 ноября 1840 года, – в котором воздух всегда ровен, тепло, светло, сухо, покойно. Лакейская, официантская, зала, гостиная, спальня и вместе – мой кабинет, уборная, гардеробная, девичья и Бибишина (т. е. Вареньки, воспитанницы) комната. Девичья, еще гардеробная и коридор, Который ведет в залу. Налево – буфет, за буфетом – контора".

"Да, да! Контора, где сидит за столом, покрытым сукном, толстый мой конторщик <...>. И пишет, по своему обыкновению – вздыхает и бормочет. <...>. Ты еще не был наверху: из лакейской лестница на мужскую половину. Налево комната гардеробная дядина, Гаврилин уголок на хоры в залу. А там дядина комната, маленькая, жаркая. И еще маленький чуланчик. Налево – братнина спальная, гардеробная. Дверь на замок – в женскую половину, комната девичья, где президент – Прасковья Ивановна. Анетина (т. е. Анны Шварц, камеристки, будущей невестки) комната с Маврушиной вместе (т. е. совместная с Маврой, воспитанницей). Мамзели-гувернантки комната и – кладовая маленькая"[5]).

Вот так, образно, умела писать Варвара Петровна. "Перо мне нужнее пищи", – признавалась она сыну. "Ты спросишь где твоя комната? О! Приезжай только. Мы отопрем дверь от брата в девичью, девок и гувернанток сведем вместе, а комнаты гувернанток мы отдадим все три тебе, хозяину". "Теперь пойдем на конюшню, – продолжает мать свое зазывное повествование. – У меня 5 серых лошадей в карету, две лошадки в сани брату и дяде. Пока и довольно. Новая двухместная карета, старая заново переделана, ландо и четырехместный дилижанс, возки, колясочка, сани, санки, кибиточка, дрожки. Корова – большая, славная корова. И – Серебряков (Николай Яковлевич, крепостной конторщик). Давнишние мои желания: корова и конторщик. А в заключение – Вантиклос. Множество, многое множество цветов; птички; мёбели – раздвижные диваны, вместо патэ, оттоман, покойные кресла; il n'y manque que vous mon bien Aime!" (Недостает только Вас, мой горячо любимый!)[6]).

Старший сын – Николай Тургенев – в письмах Варвары Петровны упоминается редко. Он прогневил мать, вскоре женился без позволения на ее камеристке. Военная карьера у него не сложилась. Вышел в отставку, едва получив первый офицерский чин. Поступил в Петербурге мелким чиновником в Министерство государственных имуществ. Впоследствии дослужился до надворного советника и даже хлопотал о дворянстве "по своим собственным заслугам", а не по праву от предков[7]). Тоже отличался странностями. А в материнском доме на Остоженке гневные бури, тем временем, постепенно затихли, Варвара Петровна простила старшего сына-неудачника. Переманила и его в Москву, купив для молодожёнов плохенький дом, тут же рядом, на Пречистенке, 26 (во дворе, ныне не сохранился). Но ни сына, ни жену его, живя по соседству, Варвара Петровна, долго у себя не принимала вовсе. Иван жалел брата, сочувствовал ему. Позднее, в дни размолвок с матерью и после её смерти, иногда останавливался у брата на его московской квартире. Здесь Ивана посещали друзья, в частности В. П. Боткин.

Впервые Иван Тургенев появился во вновь обретенном жилище на Остоженке в конце мая 1841 года. Отсюда отправился в Спасское, где шло обустройство бокового флигеля, пострадавшего от пожара (теперь – мемориальный дом). Осенью того же года возвратился в Москву с поручением матери окончательно приспособить остоженский особняк к семейному проживанию. Квартирантка была куда как взыскательна! Но она заботилась прежде всего о том, чтобы оставить возле себя сына-путешественника, дабы не умчался опять в свои "европы". Мать хотела, чтобы Иван выдержал магистерский диспут и получил место профессора в Московском университете.

"Приехав, осмотри хорошо ли мой дом выкрашен", – посылает Варвара Петровна вдогонку сыну строгое наставление. – Не воняет ли клеем, вставлены ли за погоду окна, исправлены ли трубы, печи, можно ли переехать? А как твои комнаты должны быть наверху, то я прошу тебя хорошенько этим заняться. Надо тебе знать, что у нас хозяин снисходительный, ежели с ним будешь лично объясняться, он из крепостных – и очень доволен, когда показываешь, что его принимаешь за своего брата, он готов все сделать... У нас лакейская совершенно холодная, я к нему писала и он старается, чтобы было тепло, ставит печи и прочее, как пишет"[8]). Для дворни на Остоженке имелся особый флигель. Ивану мать определила, как упомянуто выше, комнаты в мезонине. Она писала: "Наверху, когда из лакейской взойдешь, то, повернув направо, комната низенькая с круглым потолком. В ней есть окно в маленькую комнату, не знаю для чего. Для свету что ли? Ежели это окно прорубить, то войдешь в большую комнату из маленькой. Этого и довольно будет для тебя. Тогда ты можешь отдать для девичьей наверху две комнаты, всем просторно. Дядина комната будет с лестниц – налево, две комнаты одна с диваном угловым. Это была моя келья, там стояли цветы, горка, которую можно выкинуть".

И далее в цитируемом письме В. П. от 26 сентября 1841 года – план мезонина, сделанный её собственной рукой.

С дворовыми людьми барыня необыкновенно строга и взыскательна. Рассказ "Муму" – правдивая, художественно выразительная хроника остоженского дома. Теперь мы поименно знаем всех живших там слуг, девок, приживалок. Для этого достаточно изучить "исповедные записи" приходского храма Успения, находившегося рядом. Они составлялись так, что почти можно угадать, кто был кем в доме своей госпожи. Глухонемого Андрея (а именно он, как свидетельствуют современники, послужил оригиналом для дворника Герасима) в этих церковных книгах нет. Это – литературный персонаж, а не реальное лицо. Не исключено, что глухонемой богатырь автором "перенесен" на Остоженку из Спасского-Лутовинова, где в составе "штата" имелся такой человек (именно его вспоминает Е. Н. Конусевич, двоюродная сестра Тургенева, которая часть детства провела в Лутовиновке[9]). По словам Конусевич, глухонемой Андрей любил кормить кур и собирать яйца. Обожал чаепитие. Всегда ездил с бочкой за водой к Варнавицкому ключу, что близ спасской усадьбы.

Гаврила, дворецкий (такой персонаж, исполнитель воли барыни есть в рассказе "Муму"), персонально значится в записях: в 1845 году ему было 45 лет. Гаврила – привилегированный слуга, даже комнату имел при господских покоях. Но башмачник-пьяница Капитон Климов (так он назван в рассказе) в списках челяди не встретился. Зато был у Варвары Петровны на Остоженке похожий на него реальный человек, тоже нетрезвый, Капитон Иванов, 40–42-х лет, 9). Капитон Афанасьевич Иванов, дворовый из Спасского. Сопровождал госпожу в ее поездке за границу в 1834–35 году. В отсутствие Ф. И. Лобанова, был дворецким, но в сущности – дворником в доме на Остоженке. Жил здесь с женой и двумя детьми.

Капризная, старая госпожа вела тогда особый штрафной дневник, так называемую "Книгу для записывания неисправностей моих людей, за что будет им вычитаться из жалованья, за исправное же поведение будет награждение". Этот замечательный документ сохранился в целости[10]) [далее в тексте указываются листы этого дневника].

Вот некоторые его фрагменты:
"Июнь 20 [1846 г.]. Капитон вчера явился ко мне, от него так и несет вином, невозможно говорить и приказывать. Я промолчала, скучно всё то же повторять".
"22 [июня]. Нынче Капитон хотел поменять мою серую лошадь, уверяет, что ей 7 лет. Которую же он привел – она совсем старая и – 600 рублей. Я говорю, он – оправдывается. Глуп и плут, и вор, довел меня до того, что я его побила по морде. Но! Себе более вреда сделала, чем ему" (лл. 22-23).

Еще сентенции из "штрафной книги": "Когда подавать шампанское, то его всегда ставить в холод, чтобы оно не било вон. Это – скверный манер, чтобы всех обдать шампанским, за это ругают хозяев – нынче не в моде пробки в потолок. Казарменные шутки, в хорошем доме неприлично (там же, л. 9). "Повар мой Савелий решительно изгадился, не хочет меня кормить. Все, что ни подаст, есть нельзя, скверно смотреть. Вот, вить, какая мерзкая бестия!" Повар Савелий – литературный персонаж. Тургенев упомянул его в "Фаусте", снабдив хотя и беглой, но выразительной характеристикой (С. 5.94).

"Опять Савелий! Я ему велела у повара Мухановых попросить супу. Нет! он послал [лакея] Ивана и тот при всех доложил. Берс так и ахнул! И Берс – глуп, есть от чего ахать. Но! мне очень неприятно" (л. 17). "Сосиски всё не так, как у Крыловой, всё капустой воняет соус. Повар должен сходить к Крыловой и спросить у кухарки, может быть у них капуста вымачивается задолго?" (л. 13). Мухановы – почтенные московские родственники Тургеневых. Берс Андрей Евстафьевич (1808–1868), придворный доктор, будущий тесть Л. Н. Толстого. Был близок семейству Тургеневых. Мать поручала Ивану Сергеевичу не только заботы об устройстве "остоженского" дома. Она хотела видеть в нем хозяина. А потому попыталась возложить миссию общения, поддержания семейных связей со старомосковской средой. Этим всегда ведал покойный отец. К Ивану как бы переходили его обязанности. Отпустив сына в столицу, мать шлет ему из Спасского-Лутовинова вдогонку в том же сентябре 1841 года напутствие кому и как делать визиты.[11])В личных планах Ивана Тургенева в его "остоженский" период 1841 года на первом месте было получение магистерского звания и университетской кафедры. В одном из писем 1844 года, начатом в Москве, а оконченном в Спасском, Варвара Петровна пишет одной своей близкой приятельнице: "Нынче 1-е мая, холодно ужасно... Иван едет в Петербург, где будет держать диспут, определится на магистерство"[12]).

Почему в Петербург? Потому что в Москве сдать экзамен не удалось. Получен отказ под тем предлогом, что здесь временно упразднена кафедра философии. Пришлось экзаменоваться в Петербургском университете. Но диспут на магистерство и там не состоялся. Не хватило желания и настойчивости в достижении цели. Соблазненный широковещательной программой министра внутренних дел Л. А. Перовского, Тургенев поступает к нему на службу в особую канцелярию, где состоял около полутора лет. В качестве испытания на должность ему поручено составить записку "Несколько замечаний о русском хозяйстве и русском крестьянине". Сославшись в записке на личные наблюдения, почерпнутые в Орловской губернии, Тургенев выделяет, как выразился он сам, "важнейшие неудобства нашего хозяйства": недостаток положительности и законности в самой собственности; недостаток законности и положительности в отношении помещиков к крестьянам; неудовлетворительное состояние науки земледелия; отсутствие равновесия между торговлей и земледелием; весьма слабое развитие чувства гражданственности и законности у крестьян; устарелые учреждения, завещанные нам прежним патриархальным бытом. Будущий чиновник приходит к выводу, что полное разрешение этого вопроса обрадует, может быть, только следующее поколение (С. 1.423–425).

За десять лет Тургенев провел в московском доме на Остоженке[13] в общей сложности едва полтора-два года. Останавливался обычно по пути в Спасское и обратно. Дважды приезжал на время двухмесячного отпуска. Петербургская служба не пришлась ему впору. Втянулся в литературные занятия. Выпустил первую книжку – "Параша". Вскоре ушел в отставку с чином коллежского секретаря. Впереди – "Записки охотника", двухлетняя спасско-лутовиновская ссылка. Полюбил провинциальную жизнь, обновил деревенские впечатления.

Иван Сергеевич Тургенев (1818 – 1883)

Иван Сергеевич Тургенев
(1818 – 1883)