Горький М. На дне. Акты I и II


Максим Горький
(1868–1936)

    НА ДНЕ [1]

    Картины. Четыре акта. [2]

  Посвящаю
Константину Петровичу Пятницкому [3]

Действующие лица[4]:

Михаил Иванов Костылёв[5], 54 года, содержатель ночлежки.
Василиса Карповна[6], его жена, 26 лет.
Наташа[7], её сестра, 20 лет.
Медведев[8], их дядя, полицейский, 50 лет.
Васька Пепел[9], 28 лет.
Клещ[10], Андрей Митрич, слесарь, 40 лет.
Анна[11], его жена, 30 лет.
Настя[12], девица, 24 года.
Квашня[13], торговка пельменями, под 40 лет.
Бубнов[14], картузник, 45 лет.
Барон[15], 33 года.
Сатин[16], Актёр[17] — приблизительно одного возраста: лет под 40.
Лука[18], странник, 60 лет.
Алёшка[19], сапожник, 20 лет.
Кривой Зоб, Татарин[20] — крючники.
Несколько босяков без имён и речей.


Акт первый

Подвал, похожий на пещеру.[21] Потолок — тяжёлые, каменные своды, закопчённые, с обвалившейся штукатуркой. Свет — от зрителя и, сверху вниз, — из квадратного окна с правой стороны. Правый угол занят отгороженной тонкими переборками комнатой Пепла, около двери в эту комнату — нары Бубнова. В левом углу — большая русская печь, в левой, каменной, стене — дверь в кухню, где живут Квашня, Барон, Настя. Между печью и дверью у стены — широкая кровать, закрытая грязным ситцевым пологом. Везде по стенам — нары. На переднем плане у левой стены — обрубок дерева с тисками и маленькой наковальней, прикрепленными к нему, и другой, пониже первого. На последнем — перед наковальней — сидит Клещ, примеряя ключи к старым замкам. У ног его — две большие связки разных ключей, надетых на кольца из проволоки, исковерканный самовар из жести, молоток, подпилки. Посредине ночлежки — большой стол, две скамьи, табурет, всё — некрашеное и грязное. За столом, у самовара, Квашня — хозяйничает, Барон жуёт чёрный хлеб и Настя, на табурете, читает, облокотясь на стол, растрёпанную книжку. На постели, закрытая пологом, кашляет Анна. Бубнов, сидя на нарах, примеряет на болванке для шапок, зажатой в коленях, старые, распоротые брюки, соображая, как нужно кроить. Около него — изодранная картонка из-под шляпы — для козырьков, куски клеёнки, тряпьё. Сатин только что проснулся, лежит на нарах и — рычит. На печке, невидимый, возится и кашляет Актёр.

Начало весны. Утро.

Барон. Дальше!

Квашня. Не-ет, говорю, милый, с этим ты от меня поди прочь. Я, говорю, это испытала... и теперь уж — ни за сто печёных раков — под венец не пойду!

Бубнов (Сатину). Ты чего хрюкаешь?

Сатин рычит.

Квашня. Чтобы я, — говорю, — свободная женщина, сама себе хозяйка, да кому-нибудь в паспорт вписалась, чтобы я мужчине в крепость себя отдала[22] — нет! Да будь он хоть принц американский — не подумаю замуж за него идти.

Клещ. Врёшь!

Квашня. Чего-о?

Клещ. Врёшь. Обвенчаешься с Абрамкой...

Барон (выхватив у Насти книжку, читает название). «Роковая любовь»...[23] (Хохочет.)

Настя (протягивая руку). Дай... отдай! Ну... не балуй!

Барон смотрит на неё, помахивая книжкой в воздухе.

Квашня (Клещу). Козёл ты рыжий! Туда же — врёшь! Да как ты смеешь говорить мне такое дерзкое слово?

Барон (ударяя книгой по голове Настю). Дура ты, Настька...

Настя (отнимает книгу). Дай...

Клещ. Велика барыня!.. А с Абрамкой ты обвенчаешься... только того и ждёшь...

Квашня. Конечно! Ещё бы... как же! Ты вон заездил жену-то до полусмерти...

Клещ. Молчать, старая собака! Не твоё это дело...

Квашня. А-а! Не терпишь правды!

Барон. Началось! Настька — ты где?

Настя (не поднимая головы). А?.. Уйди!

Анна (высовывая голову из-за полога). Начался день! Бога ради... не кричите... не ругайтесь вы!

Клещ. Заныла!

Анна. Каждый божий день! Дайте хоть умереть спокойно!..

Бубнов. Шум — смерти не помеха...

Квашня (подходя к Анне). И как ты, мать моя, с таким злыднем жила?

Анна. Оставь... отстань...

Квашня. Ну-ну! Эх ты... терпеливица!.. Что, не легче в груди-то?

Барон. Квашня! На базар пора...

Квашня. Идём, сейчас! (Анне). Хочешь — пельмешков горяченьких дам?

Анна. Не надо... спасибо! Зачем мне есть?

Квашня. А ты — поешь. Горячее — мягчит. Я тебе в чашку отложу и оставлю... захочешь когда, и покушай! Идём, барин... (Клещу.) У, нечистый дух... (Уходит в кухню.)

Анна (кашляя). Господи...

Барон (тихонько толкает Настю в затылок). Брось... дурёха!

Настя (бормочет). Убирайся... я тебе не мешаю.

Барон, насвистывая, уходит за Квашнёй.

Сатин (приподнимаясь на нарах). Кто это бил меня вчера?

Бубнов. А тебе не всё равно?..

Сатин. Положим — так... А за что били?

Бубнов. В карты играл?

Сатин. Играл...

Бубнов. За это и били...

Сатин. М-мерзавцы...

Актёр (высовывая голову с печи). Однажды тебя совсем убьют... до смерти...

Сатин. А ты — болван.

Актёр. Почему?

Сатин. Потому что — дважды убить нельзя.

Актёр (помолчав). Не понимаю... почему — нельзя?

Клещ. А ты слезай с печи-то да убирай квартиру... чего нежишься?

Актёр. Это дело не твоё...

Клещ. А вот Василиса придёт — она тебе покажет, чьё дело...

Актёр. К чёрту Василису! Сегодня баронова очередь убираться... Барон!

Барон (выходя из кухни). Мне некогда убираться... я на базар иду с Квашнёй.

Актёр. Это меня не касается... иди хоть на каторгу... а пол мести твоя очередь... я за других не стану работать...

Барон. Ну, чёрт с тобой! Настёнка подметёт... Эй, ты, роковая любовь! Очнись! (Отнимает книгу у Насти.)

Настя (вставая). Что тебе нужно? Дай сюда! Озорник! А ещё — барин...

Барон (отдавая книгу). Настя! Подмети пол за меня — ладно?

Настя (уходя в кухню). Очень нужно... как же!

Квашня (в двери из кухни — Барону). А ты — иди! Уберутся без тебя... Актёр! тебя просят, — ты и сделай... не переломишься, чай!

Актёр. Ну... всегда я... не понимаю...

Барон (выносит из кухни на коромысле корзины. В них — корчаги, покрытые тряпками). Сегодня что-то тяжело...

Сатин. Стоило тебе родиться бароном...

Квашня (Актёру). Ты смотри же, — подмети! (Выходит в сени, пропустив вперёд себя Барона.)

Актёр (слезая с печи). Мне вредно дышать пылью. (С гордостью). Мой организм отравлен алкоголем... (Задумывается, сидя на нарах.)

Сатин. Организм... органон[24]...

Анна. Андрей Митрич...

Клещ. Что ещё?

Анна. Там пельмени мне оставила Квашня... возьми, поешь.

Клещ (подходя к ней). А ты — не будешь?

Анна. Не хочу... На что мне есть? Ты — работник... тебе — надо...

Клещ. Боишься? Не бойся... может, ещё...

Анна. Иди, кушай! Тяжело мне... видно, скоро уж...

Клещ (отходя). Ничего... может — встанешь... бывает! (Уходит в кухню.)

Актёр (громко, как бы вдруг проснувшись). Вчера, в лечебнице, доктор сказал мне: ваш, говорит, организм — совершенно отравлен алкоголем...

Сатин (улыбаясь). Органон...

Актёр (настойчиво). Не органон, а ор-га-ни-зм...

Сатин. Сикамбр[25]...

Актёр (машет на него рукой). Э, вздор! Я говорю — серьёзно... да. Если организм — отравлен... значит — мне вредно мести пол... дышать пылью...

Сатин. Макробиотика...[26] ха!

Бубнов. Ты чего бормочешь?

Сатин. Слова... А то ещё есть — транс-сцедентальный...[27]

Бубнов. Это что?

Сатин. Не знаю... забыл...

Бубнов. А к чему говоришь?

Сатин. Так... Надоели мне, брат, все человеческие слова... все наши слова — надоели! Каждое из них слышал я... наверное, тысячу раз...

Актёр В драме «Гамлет» говорится: «Слова, слова, слова!»[28] Хорошая вещь... Я играл в ней могильщика...

Клещ(выходя из кухни). Ты с метлой играть скоро будешь?

Актёр. Не твоё дело (Ударяет себя в грудь рукой.) «Офелия! О... помяни меня в твоих молитвах!..»[29]

За сценой, где-то далеко, — глухой шум, крики, свисток полицейского.
Клещ садится за работу и скрипит подпилком.

Сатин. Люблю непонятные, редкие слова... Когда я был мальчишкой... служил на телеграфе... я много читал книг...

Бубнов. А ты был и телеграфистом?

Сатин. Был... (Усмехаясь.) Есть очень хорошие книги... и множество любопытных слов... Я был образованным человеком... знаешь?

Бубнов. Слыхал... сто раз! Ну и был... эка важность!.. Я вот — скорняк был... своё заведение имел... Руки у меня были такие жёлтые — от краски: меха подкрашивал я, — такие, брат, руки были жёлтые — по локоть! Я уж думал, что до самой смерти не отмою... так с жёлтыми руками и помру... А теперь вот они, руки... просто грязные... да!

Сатин. Ну и что же?

Бубнов. И больше ничего...

Сатин. Ты это к чему?

Бубнов. Так... для соображения... Выходит: снаружи как себя ни раскрашивай, всё сотрётся... всё сотрётся, да!

Сатин. А... кости у меня болят!

Актёр(сидит, обняв руками колени). Образование — чепуха, главное — талант. Я знал артиста... он читал роли по складам, но мог играть героев так, что... театр трещал и шатался от восторга публики...

Сатин. Бубнов, дай пятачок!

Бубнов. У меня всего две копейки...

Актёр. Я говорю — талант, вот что нужно герою. А талант — это вера в себя, в свою силу...

Сатин. Дай мне пятак, и я поверю, что ты талант, герой, крокодил, частный пристав... Клещ, дай пятак!

Клещ. Пошёл к чёрту! Много вас тут...

Сатин. Чего ты ругаешься? Ведь у тебя нет ни гроша, я знаю...

Анна. Андрей Митрич... Душно мне... трудно...

Клещ. Что же я сделаю?

Бубнов. Дверь в сени отвори...

Клещ. Ладно! Ты сидишь на нарах, а я — на полу... пусти меня на своё место, да и отворяй... а я и без того простужен...

Бубнов (спокойно). Мне отворять не надо... твоя жена просит...

Клещ (угрюмо). Мало ли кто чего попросил бы...

Сатин. Гудит у меня голова... эх! И зачем люди бьют друг друга по башкам?

Бубнов. Они не только по башкам, а и по всему прочему телу. (Встаёт.) Пойти, ниток купить... А хозяев наших чего-то долго не видать сегодня... словно издохли. (Уходит.)

Анна кашляет. Сатин, закинув руки под голову, лежит неподвижно.

Актёр (тоскливо осмотревшись вокруг, подходит к Анне). Что? Плохо?

Анна. Душно.

Актёр. Хочешь — в сени выведу? Ну, вставай. (Помогает женщине подняться, накидывает ей на плечи какую-то рухлядь и, поддерживая, ведет в сени.) Ну-ну... твёрдо! Я — сам больной... отравлен алкоголем...

Костылёв (в дверях). На прогулку? Ах, и хороша парочка, баран да ярочка...

Актёр. А ты — посторонись... видишь — больные идут?..

Костылёв. Проходи, изволь... (Напевая под нос что-то божественное, подозрительно осматривает ночлежку и склоняет голову налево, как бы прислушиваясь к чему-то в комнате Пепла.)

Клещ ожесточенно звякает ключами и скрипит подпилком, исподлобья следя за хозяином.

Скрипишь?

Клещ. Чего?

Костылёв. Скрипишь, говорю?

Пауза.

А-а... того... что бишь я хотел спросить? (Быстро и негромко.) Жена не была здесь?

Клещ. Не видал...

Костылёв (осторожно подвигаясь к двери в комнату Пепла) Сколько ты у меня за два-то рубля в месяц места занимаешь! Кровать... сам сидишь... н-да! На пять целковых места, ей-богу! Надо будет накинуть на тебя полтинничек...

Клещ. Ты петлю на меня накинь да задави... Издохнешь скоро, а всё о полтинниках думаешь...

Костылёв. Зачем тебя давить? Кому от этого польза? Господь с тобой, живи, знай, в своё удовольствие... А я на тебя полтинку накину, — маслица в лампаду куплю... и будет перед святой иконой жертва моя гореть... И за меня жертва пойдёт, в воздаяние грехов моих, и за тебя тоже. Ведь сам ты о грехах своих не думаешь... ну вот...[30] Эх, Андрюшка, злой ты человек! Жена твоя зачахла от твоего злодейства... никто тебя не любит, не уважает... работа твоя скрипучая, беспокойная для всех...

Клещ (кричит). Ты что меня... травить пришёл?

Сатин громко рычит.

Костылёв (вздрогнув). Эк ты, батюшка...

Актёр (входит). Усадил бабу в сенях, закутал...

Костылёв. Экой ты добрый, брат! Хорошо это... это зачтётся всё тебе...

Актёр. Когда?

Костылёв. На том свете, братик... там всё, всякое деяние наше усчитывают...

Актёр. А ты бы вот здесь наградил меня за доброту...

Костылёв. Это как же я могу?

Актёр. Скости половину долга...

Костылёв. Хе-хе! Ты всё шутишь, милачок, всё играешь... Разве доброту сердца с деньгами можно равнять? Доброта — она превыше всех благ. А долг твой мне — это так и есть долг! Значит, должен ты его мне возместить... Доброта твоя мне, старцу, безвозмездно должна быть оказана...

Актёр. Шельма ты, старец... (Уходит в кухню.)

Клещ встаёт и уходит в сени.

Костылёв. (Сатину). Скрипун-то? Убежал, хе-хе! Не любит он меня...

Сатин. Кто тебя — кроме чёрта — любит?..

Костылёв (посмеиваясь). Экой ты ругатель! А я вас всех люблю... я понимаю, братия вы моя несчастная, никудышная, пропащая... (Вдруг, быстро.) А... Васька — дома?

Сатин. Погляди...

Костылёв (подходит к двери и стучит). Вася!

Актёр появляется в двери из кухни. Он что-то жуёт.

Пепел. Кто это?

Костылёв. Это я... я, Вася.

Пепел. Что надо?

Костылёв (отодвигаясь). Отвори...

Сатин (не глядя на Костылёва). Он отворит, а она — там...

Актёр фыркает.

Костылёв (беспокойно, негромко). А? Кто — там? Ты... что?

Сатин. Чего? Ты — мне говоришь?

Костылёв. Ты что сказал?

Сатин. Это я так... про себя...

Костылёв. Смотри, брат! Шути в меру... Да! (Сильно стучит в дверь.) Василий!..

Пепел (отворяя дверь). Ну? Чего беспокоишь?

Костылёв (заглядывая в комнату). Я... видишь — ты...

Пепел. Деньги принёс?

Костылёв. Дело у меня к тебе...

Пепел. Деньги — принёс?

Костылёв. Какие? Погоди...

Пепел. Деньги, семь рублей, за часы — ну?

Костылёв. Какие часы, Вася?.. Ах, ты...

Пепел. Ну, ты гляди! Вчера, при свидетелях, я тебе продал часы за десять рублей... три — получил, семь — подай! Чего глазами хлопаешь? Шляется тут, беспокоит людей... а дела своего не знает...

Костылёв. Ш-ш! Не сердись, Вася... Часы — они...

Сатин. Краденые...

Костылёв (строго). Я краденого не принимаю... как ты можешь...

Пепел (берёт его за плечо). Ты — зачем меня встревожил? Чего тебе надо?

Костылёв. Да... мне — ничего... я уйду... если ты такой...

Пепел. Ступай, принеси деньги!

Костылёв (уходит). Экие грубые люди! Ай-яй...

Актёр. Комедия!

Сатин. Хорошо! Это я люблю...

Пепел. Чего он тут?

Сатин (смеясь). Не понимаешь? Жену ищет... И чего ты не пришибёшь его, Василий?![31]

Пепел. Стану я из-за такой дряни жизнь себе портить...

Сатин. А ты — умненько. Потом — женись на Василисе... хозяином нашим будешь...

Пепел. Велика радость! Вы не токмо всё моё хозяйство, а и меня, по доброте моей, в кабаке пропьёте... (Садится на нары.) Старый чёрт... разбудил... А я — сон хороший видел: будто ловлю я рыбу, и попал мне — огромаднейший лещ! Такой лещ, — только во сне эдакие и бывают... И вот я его вожу на удочке и боюсь, — леса оборвется! И приготовил сачок... вот, думаю, сейчас...[32]

Сатин. Это не лещ, а Василиса была...

Актёр. Василису он давно поймал...

Пепел (сердито). Подите вы к чертям... да и с ней вместе!

Клещ (входит из сеней). Холодище... собачий...

Актёр. Ты что же Анну не привел? Замёрзнет...

Клещ. Её Наташка в кухню увела к себе...

Актёр. Старик — выгонит.

Клещ (садясь работать). Ну... Наташка приведёт...

Сатин. Василий. Дай пятак...

Актёр (Сатину) . Эх ты... пятак! Вася! Дай нам двугривенный...

Пепел. Надо скорее дать... пока рубля не про́сите... на!

Сатин. Гиблартарр![33] Нет на свете людей лучше воров!

Клещ (угрюмо). Им легко деньги достаются... Они — не работают...

Сатин. Многим деньги легко достаются, да немногие легко с ними расстаются... Работа? Сделай так, чтоб работа была мне приятна — я, может быть, буду работать... да! Может быть! Когда труд — удовольствие, жизнь — хороша! Когда труд — обязанность, жизнь — рабство! (Актёру.) Ты, Сарданапал! Идём...[34]

Актёр. Идём, Навухудоноссор![35] Напьюсь — как... сорок тысяч пьяниц...[36]

Уходят.



Пепел (зевая). Что, как жена твоя?

Клещ. Видно, скоро уж...

Пауза.

Пепел. Смотрю я на тебя, — зря ты скрипишь.

Клещ. А что делать?

Пепел. Ничего...

Клещ. А как есть буду?

Пепел. Живут же люди...

Клещ. Эти? Какие они люди? Рвань, золотая рота... люди! Я — рабочий человек... мне глядеть на них стыдно... я с малых лет работаю... Ты думаешь — я не вырвусь отсюда? Вылезу... кожу сдеру, а вылезу... Вот, погоди... умрёт жена... Я здесь полгода прожил... а всё равно как шесть лет...

Пепел. Никто здесь тебя не хуже... напрасно ты говоришь...

Клещ. Не хуже! Живут без чести, без совести...

Пепел (равнодушно). А куда они — честь, совесть? На ноги, вместо сапогов, не наденешь ни чести, ни совести... Честь-совесть тем нужна, у кого власть да сила есть...

Бубнов (входит). У-у... озяб!

Пепел. Бубнов! У тебя совесть есть?

Бубнов. Чего-о? Совесть?

Пепел. Ну да!

Бубнов. На что совесть? Я — не богатый...

Пепел. Вот и я то же говорю: честь-совесть богатым нужна, да! А Клещ ругает нас, нет, говорит, у нас совести...

Бубнов. А он что — занять хотел?

Пепел. У него — своей много...

Бубнов. Значит, продаёт? Ну, здесь этого никто не купит. Вот картонки ломаные я бы купил... да и то в долг...

Пепел (поучительно). Дурак ты, Андрюшка! Ты бы, насчёт совести, Сатина послушал... а то — Барона...

Клещ. Не о чем мне с ними говорить...

Пепел. Они — поумнее тебя будут... хоть и пьяницы...

Бубнов. А кто пьян да умён — два угодья в нём...

Пепел. Сатин говорит: всякий человек хочет, чтобы сосед его совесть имел, да никому, видишь, не выгодно иметь-то её... И это — верно...

Наташа входит. За нею — Лука с палкой в руке, с котомкой за плечами, котелком и чайником у пояса.

Лука. Доброго здоровья, народ честной!

Пепел (приглаживая усы). А-а, Наташа!

Бубнов (Луке). Был честной, да позапрошлой весной...

Наташа. Вот — новый постоялец...

Лука. Мне — всё равно! Я и жуликов уважаю, по-моему, ни одна блоха — не плоха: все — чёрненькие, все — прыгают... так-то. Где тут, милая, приспособиться мне?

Наташа (указывая на дверь в кухню). Туда иди, дедушка...

Лука. Спасибо, девушка! Туда, так туда... Старику — где тепло, там и родина...

Пепел. Какого занятного старичишку-то привели вы, Наташа...

Наташа. Поинтереснее вас... Андрей! Жена твоя в кухне у нас... ты, погодя, приди за ней.

Клещ. Ладно... приду...

Наташа. Ты бы, чай, теперь поласковее с ней обращался... ведь уж недолго...

Клещ. Знаю...

Наташа. Знаешь... Мало знать, ты — понимай. Ведь умирать-то страшно...

Пепел. А я вот — не боюсь...

Наташа. Как же!.. Храбрость...

Бубнов (свистнув). А нитки-то гнилые...

Пепел. Право — не боюсь! Хоть сейчас — смерть приму! Возьмите вы нож, ударьте против сердца... умру — не охну! Даже — с радостью, потому что — от чистой руки...

Наташа (уходит). Ну, вы другим уж зубы-то заговаривайте.

Бубнов (протяжно). А ниточки-то гнилые...

Наташа (у двери в сени). Не забудь, Андрей, про жену...

Клещ. Ладно...

Пепел. Славная девка!

Бубнов. Девица — ничего...

Пепел. Чего она со мной... так? Отвергает... Всё равно ведь — пропадёт здесь...

Бубнов. Через тебя пропадёт...

Пепел. Зачем — через меня? Я её — жалею...

Бубнов. Как волк овцу...

Пепел. Врёшь ты! Я очень... жалею её... Плохо ей тут жить... я вижу...

Клещ. Погоди, вот Василиса увидит тебя в разговоре с ней...

Бубнов. Василиса? Н-да, она своего даром не отдаст... баба — лютая...

Пепел (ложится на нары). Подите вы к чертям оба... пророки!

Клещ. Увидишь... погоди!..

Лука (в кухне, напевает). Середь но-очи... пу-уть-дорогу не-е видать...

Клещ (уходя в сени). Ишь, воет... тоже...

Пепел. А скушно... чего это скушно мне бывает? Живёшь-живёшь — всё хорошо! И вдруг — точно озябнешь: сделается скушно...

Бубнов. Скушно? М-м...

Пепел. Ей-ей!

Лука (поет). Эх, и не вида-ать пути-и...

Пепел. Старик! Эй!

Лука (выглядывая из двери). Это я?

Пепел. Ты. Не пой.

Лука (выходит). Не любишь?

Пепел. Когда хорошо поют — люблю...

Лука. А я, значит, не хорошо?

Пепел. Стало быть...

Лука. Ишь ты! А я думал — хорошо пою. Вот всегда так выходит: человек-то думает про себя — хорошо я делаю! Хвать — а люди недовольны...

Пепел (смеясь). Вот! Верно...

Бубнов. Говоришь — скушно, а сам хохочешь.

Пепел. А тебе что? Ворон...

Лука. Это кому — скушно?

Пепел. Мне вот...

Барон входит.

Лука. Ишь ты! А там, в кухне, девица сидит, книгу читает и — плачет! Право! Слёзы текут... Я ей говорю: милая, ты чего это, а? А она — жалко! Кого, говорю, жалко? А вот, говорит, в книжке... Вот чем человек занимается, а? Тоже, видно, со скуки...

Барон. Это — дура...

Пепел. Барон! Чай пил?

Барон. Пил... дальше!

Пепел. Хочешь — полбутылки поставлю?

Барон. Разумеется... дальше!

Пепел. Становись на четвереньки, лай собакой!

Барон. Дурак! Ты что — купец? Или — пьян?

Пепел. Ну, полай! Мне забавно будет... Ты барин... было у тебя время, когда ты нашего брата за человека не считал... и всё такое...[37]

Барон. Ну, дальше!

Пепел. Чего же? А теперь вот я тебя заставлю лаять собакой — ты и будешь... ведь будешь?

Барон. Ну, буду! Болван! Какое тебе от этого может быть удовольствие, если я сам знаю, что стал чуть ли не хуже тебя? Ты бы меня тогда заставлял на четвереньках ходить, когда я был неровня тебе...

Бубнов. Верно!

Лука. И я скажу — хорошо!..

Бубнов. Что было — было, а остались — одни пустяки... Здесь господ нету... всё слиняло, один голый человек остался...

Лука. Все, значит, равны... А ты, милый, бароном был?

Барон. Это что ещё? Ты кто, кикимора?

Лука (смеётся). Графа видал я и князя видал... а барона — первый раз встречаю, да и то испорченного...

Пепел (хохочет). Барон! А ты меня сконфузил...

Барон. Пора быть умнее, Василий...

Лука. Эхе-хе! Погляжу я на вас, братцы, — житьё ваше — о-ой!

Бубнов. Такое житьё, что как поутру встал, так и за вытьё...[38]

Барон. Жили и лучше... да! Я... бывало... проснусь утром и, лёжа в постели, кофе пью... кофе! — со сливками... да!

Лука. А всё — люди! Как ни притворяйся, как ни вихляйся, а человеком родился, человеком и помрешь... И всё, гляжу я, умнее люди становятся, всё занятнее... и хоть живут — всё хуже, а хотят — всё лучше... упрямые!

Барон. Ты, старик, кто такой?.. Откуда ты явился?

Лука. Я-то?

Барон. Странник?

Лука. Все мы на земле странники... Говорят, — слыхал я, — что и земля-то наша в небе странница.

Барон (строго). Это так, ну, а — паспорт имеешь?

Лука (не сразу). А ты кто, — сыщик?

Пепел. (радостно). Ловко, старик! Что, Бароша, и тебе попало?

Бубнов. Н-да, получил барин...

Барон(сконфуженный). Ну, чего там? Я ведь... шучу, старик! У меня, брат, у самого бумаг нет...

Бубнов. Врёшь!

Барон. То есть... я имею бумаги... но — они никуда не годятся...

Лука. Они, бумажки-то, все такие... все никуда не годятся.[39]

Пепел. Барон! Идём в трактир...

Барон. Готов! Ну, прощай, старик... Шельма ты!

Лука. Всяко бывает, милый...

Пепел (у двери в сени). Ну, идём, что ли! (Уходит.)

Барон быстро идёт за ним.

Лука. В самом деле, человек-то бароном был?

Бубнов. Кто его знает? Барин, это верно... Он и теперь — нет-нет, да вдруг и покажет барина из себя. Не отвык, видно, ещё.

Лука. Оно, пожалуй, барство-то — как оспа... и выздоровеет человек, а знаки-то остаются...

Бубнов. Он ничего всё-таки... Только так иногда брыкнется... вроде как насчёт твоего паспорта...

Алёшка (входит выпивши, с гармонией в руках. Свистит). Эй, жители!

Бубнов. Чего орёшь?

Алёшка. Извините... простите! Я человек вежливый...

Бубнов. Опять загулял?

Алёшка. Сколько угодно! Сейчас из участка помощник пристава Медякин выгнал и говорит: чтобы, говорит, на улице тобой и не пахло... ни-ни! Я — человек с характером... А хозяин на меня фыркает... А что такое — хозяин? Ф-фе! Недоразумение одно... Пьяница он, хозяин-то... А я такой человек, что... ничего не желаю! Ничего не хочу и — шабаш! На, возьми меня за рубль за двадцать! А я — ничего не хочу.

Настя выходит из кухни.

Давай мне миллион — н-не хочу! И чтобы мной, хорошим человеком, командовал товарищ мой... пьяница, — не желаю! Не хочу!

Настя, стоя у двери, качает головой, глядя на Алёшку.

Лука (добродушно). Эх, парень, запутался ты...

Бубнов. Дурость человеческая...

Алёшка (ложится на пол). На, ешь меня! А я — ничего не хочу! Я — отчаянный человек! Объясните мне — кого я хуже? Почему я хуже прочих? Вот! Медякин говорит: на улицу не ходи — морду побью! А я — пойду... пойду лягу середь улицы — дави меня! Я — ничего не желаю!..

Настя. Несчастный!.. молоденький ещё, а уж... так ломается...

Алёшка (увидав её, встаёт на колени). Барышня! Мамзель! Парле франсе... прейскурант! Загулял я...

Настя (громко шепчет). Василиса!

Василиса (быстро отворяя дверь, Алёшке). Ты опять здесь?

Алёшка. Здравствуйте... пожалуйте...

Василиса. Я тебе, щенку, сказала, чтобы духа твоего не было здесь... а ты опять пришёл?

Алёшка. Василиса Карповна... хошь, я тебе... похоронный марш сыграю?

Василиса (толкает его в плечо). Вон!

Алёшка (подвигаясь к двери). Постой... так нельзя! Похоронный марш... недавно выучил! Свежая музыка... Погоди! так нельзя!

Василиса. Я тебе покажу — нельзя... я всю улицу натравлю на тебя... язычник ты проклятый... молод ты лаять про меня...

Алёшка (выбегая). Ну, я уйду...

Василиса (Бубнову). Чтобы ноги его здесь не было! Слышишь?

Бубнов. Я тут не сторож тебе...

Василиса. А мне дела нет, кто ты таков! Из милости живёшь — не забудь! Сколько должен мне?

Бубнов (спокойно). Не считал...

Василиса. Смотри — я посчитаю!

Алёшка (отворив дверь, кричит). Василиса Карповна! А я тебя не боюсь... н-не боюсь! (Прячется.)

Лука смеётся.

Василиса. Ты кто такой?..

Лука. Проходящий... странствующий...

Василиса. Ночуешь или жить?

Лука. Погляжу там...

Василиса. Пачпорт!

Лука. Можно...

Василиса. Давай!

Лука. Я тебе принесу... на квартиру тебе приволоку его...

Василиса. Прохожий... тоже! Говорил бы — проходимец... всё ближе к правде-то...

Лука (вздохнув). Ах, и неласкова ты, мать...

Василиса идёт к двери в комнату Пепла.

Алёшка (выглядывая из кухни, шепчет). Ушла? а?

Василиса (оборачивается к нему). Ты ещё здесь?

Алёшка, скрываясь, свистит. Настя и Лука смеются.

Бубнов (Василисе). Нет его...

Василиса. Кого?

Бубнов. Васьки...

Василиса. Я тебя спрашивала про него?

Бубнов. Вижу я... заглядываешь ты везде...

Василиса. Я за порядком гляжу — понял? Это почему у вас до сей поры не метено? Я сколько раз приказывала, чтобы чисто было?

Бубнов. Актёру мести́...

Василиса. Мне дела нет — кому! А вот если санитары придут да штраф наложат, я тогда... всех вас — вон!

Бубнов (спокойно). А чем жить будешь?

Василиса. Чтобы соринки не было! (Идёт в кухню. Насте.) Ты чего тут торчишь? Что рожа-то вспухла? Чего стоишь пнём? Мети пол! Наталью... видела? Была она тут?

Настя. Не знаю... не видела...

Василиса. Бубнов! Сестра была здесь?

Бубнов. А... вот его привела она...

Василиса. Этот... дома был?

Бубнов. Василий? Был... С Клещом она тут говорила, Наталья-то...

Василиса. Я тебя не спрашиваю — с кем! Грязь везде... грязища! Эх, вы... свиньи! Чтобы было чисто... слышите! (Быстро уходит.)

Бубнов. Сколько в ней зверства, в бабе этой!

Лука. Сурьёзная бабочка...

Настя. Озвереешь в такой жизни... Привяжи всякого живого человека к такому мужу, как её...

Бубнов. Ну, она не очень крепко привязана...

Лука. Всегда она так... разрывается?

Бубнов. Всегда... К любовнику, видишь, пришла, а его нет...

Лука. Обидно, значит, стало. Охо-хо! Сколько это разного народа на земле распоряжается... и всякими страхами друг дружку стращает, а всё порядка нет в жизни... и чистоты нет...

Бубнов. Все хотят порядка, да разума нехватка. Однако же надо подмести... Настя!.. Ты бы занялась...

Настя. Ну да, как же! Горничная я вам тут... (Помолчав.) Напьюсь вот я сегодня... так напьюсь!

Бубнов. И то — дело...

Лука. С чего же это ты, девица, пить хочешь? Давеча ты плакала, теперь вот говоришь — напьюсь!

Настя (вызывающе). А напьюсь — опять плакать буду... вот и всё!

Бубнов. Не много...

Лука. Да от какой причины, скажи? Ведь так, без причины, и прыщ не вскочит...

Настя молчит, качая головой.

Так... Эхе-хе... господа люди! И что с вами будет?.. Ну‑ка хоть я помету здесь. Где у вас метла?

Бубнов. За дверью, в сенях...

Лука идёт в сени.

Настёнка!

Настя. А?

Бубнов. Чего Василиса на Алёшку бросилась?

Настя. Он про неё говорил, что надоела она Ваське и что Васька бросить её хочет... а Наташу взять себе... Уйду я отсюда... на другую квартиру.

Бубнов. Чего? Куда?

Настя. Надоело мне... Лишняя я здесь...

Бубнов (спокойно). Ты везде лишняя... да и все люди на земле — лишние...

Настя качает головой. Встаёт, тихо уходит в сени. Медведев входит. За ним — Лука с метлой.

Медведев. Как будто я тебя не знаю...

Лука. А остальных людей — всех знаешь?

Медведев. В своём участке я должен всех знать... а тебя вот — не знаю...

Лука. Это оттого, дядя, что земля-то не вся в твоём участке поместилась... осталось маленько и опричь его... (Уходит в кухню.)

Медведев (подходя к Бубнову). Правильно, участок у меня невелик... хоть хуже всякого большого... Сейчас, перед тем как с дежурства смениться, сапожника Алёшку в часть отвёз... Лег, понимаешь, среди улицы, играет на гармонии и орёт: ничего не хочу, ничего не желаю! Лошади тут ездят и вообще — движение... могут раздавить колесами и прочее... Буйный парнишка... Ну, сейчас я его и... представил. Очень любит беспорядок...

Бубнов. Вечером в шашки играть придёшь?

Медведев. Приду. М-да... А что... Васька?

Бубнов. Ничего... всё так же...

Медведев. Значит... живёт?

Бубнов. Что ему не жить? Ему можно жить...

Медведев (сомневаясь). Можно?

Лука выходит в сени с ведром в руке.

М-да... тут — разговор идёт... насчёт Васьки... ты не слыхал?

Бубнов. Я разные разговоры слышу...

Медведев. Насчёт Василисы, будто... не замечал?

Бубнов. Чего?

Медведев. Так... вообще... Ты, может, знаешь, да врёшь? Ведь все знают... (Строго.) Врать нельзя, брат...

Бубнов. Зачем мне врать!

Медведев. То-то!.. Ах, псы! Разговаривают: Васька с Василисой... дескать... а мне что? Я ей не отец, я — дядя... Зачем надо мной смеяться?..

Входит Квашня.

Какой народ стал... надо всем смеётся... А-а! Ты... пришла...

Квашня. Разлюбезный мой гарнизон! Бубнов! Он опять на базаре приставал ко мне, чтобы венчаться...

Бубнов. Валяй... чего же? У него деньги есть, и кавалер он ещё крепкий...

Медведев. Я-то? Хо-хо!

Квашня. Ах ты, серый! Нет, ты меня за это моё, за больное место не тронь! Это, миленький, со мной было... Замуж бабе выйти — всё равно как зимой в прорубь прыгнуть: один раз сделала — на всю жизнь памятно...

Медведев. Ты — погоди... мужья — они разные бывают.

Квашня. Да я-то всё одинакова! Как издох мой милый муженёк, — ни дна бы ему ни покрышки, — так я целый день от радости одна просидела: сижу и всё не верю счастью своему...

Медведев. Ежели тебя муж бил... зря — надо было в полицию жаловаться...

Квашня. Я богу жаловалась восемь лет, — не помогал!

Медведев. Теперь запрещено жён бить... теперь во всём — строгость и закон-порядок! Никого нельзя зря бить... бьют — для порядку...[40]

Лука (вводит Анну). Ну, вот и доползли... эх ты! И разве можно в таком слабом составе одной ходить? Где твоё место?

Анна (указывая). Спасибо, дедушка...

Квашня. Вот она — замужняя... глядите!

Лука. Бабочка совсем слабого состава... Идёт по сеням, цепляется за стенки и — стонает... Пошто вы её одну пущаете?

Квашня. Не доглядели, простите, батюшка! А горничная ейная, видно, гулять ушла...

Лука. Ты вот — смеёшься... а разве можно человека эдак бросать? Он — каков ни есть — а всегда своей цены сто́ит...

Медведев. Надзор нужен! Вдруг — умрёт? Канитель будет из этого... Следить надо!

Лука. Верно, господин ундер...

Медведев. М-да... хоть я... ещё не совсем ундер...

Лука. Н-ну? А видимость — самая геройская!

В сенях шум и топот. Доносятся глухие крики.

Медведев. Никак — скандал?

Бубнов. Похоже...

Квашня. Пойти поглядеть...

Медведев. И мне надо идти... Эх, служба! И зачем разнимают людей, когда они дерутся? Они и сами перестали бы... ведь устаёшь драться... Давать бы им бить друг друга свободно, сколько каждому влезет... стали бы меньше драться, потому побои-то помнили бы дольше...

Бубнов (слезая с нар). Ты начальству поговори насчёт этого...

Костылёв (распахивая дверь, кричит). Абрам! Иди... Василиса Наташку... убивает... иди!

Квашня, Медведев, Бубнов бросаются в сени. Лука, качая головой, смотрит вслед им.

Анна. О господи... Наташенька бедная!

Лука. Кто дерётся там?

Анна. Хозяйки... сёстры...

Лука (подходя к Анне). Чего делят?

Анна. Так они... сытые обе... здоровые...

Лука. Тебя как звать-то?

Анна. Анной... Гляжу я на тебя... на отца ты похож моего... на батюшку... такой же ласковый... мягкий...

Лука. Мяли много, оттого и мягок... (Смеётся дребезжащим смехом.)[41]

Занавес.




Акт второй

Та же обстановка.
Вечер. На нарах около печи Сатин, Барон, Кривой Зоб и Татарин играют в карты. Клещ и Актёр наблюдают за игрой. Бубнов на своих нарах играет в шашки с Медведевым. Лука сидит на табурете у постели Анны. Ночлежка освещена двумя лампами, одна висит на стене около играющих в карты, другая — на нарах Бубнова.

Татарин. Ещё раз играю, — больше не играю...

Бубнов. Зоб! Пой! (Запевает.) Солнце всходит и заходит...[42]

Кривой Зоб (подхватывает голос). А в тюрьме моей темно...

Татарин (Сатину). Мешай карта! Хорошо мешай! Знаем мы, какой-такой ты...

Бубнов и Кривой Зоб (вместе). Дни и ночи часовые — э-эх! Стерегут моё окно...

Анна. Побои... обиды... ничего кроме — не видела я... ничего не видела!

Лука. Эх, бабочка! Не тоскуй!

Медведев. Куда ходишь? Гляди!..

Бубнов. А-а! Так, так, так...

Татарин (грозя Сатину кулаком). Зачем карта прятать хочешь? Я вижу... э, ты!

Кривой Зоб. Брось, Асан! Всё равно — они нас объегорят... Бубнов, заводи!

Анна. Не помню — когда я сыта была... Над каждым куском хлеба тряслась... Всю жизнь мою дрожала... Мучилась... как бы больше другого не съесть... Всю жизнь в отрепьях ходила... всю мою несчастную жизнь... За что?

Лука. Эх ты, детынька! Устала? Ничего!

Актёр (Кривому Зобу). Валетом ходи... валетом, чёрт!

Барон. А у нас — король.

Клещ. Они всегда побьют.

Сатин. Такая у нас привычка...

Медведев. Дамка!

Бубнов. И у меня... н-ну...

Анна. Помираю, вот...

Клещ. Ишь, ишь как! Князь, бросай игру! Бросай, говорю!

Актёр. Он без тебя не понимает?

Барон. Гляди, Андрюшка, как бы я тебя не швырнул ко всем чертям!

Татарин. Сдавай ещё раз! Кувшин ходил за вода, разбивал себя... и я тоже!

Клещ, качая головой, отходит к Бубнову.

Анна. Всё думаю я: господи! Неужто и на том свете мука мне назначена? Неужто и там?

Лука. Ничего не будет![43] Лежи знай! Ничего! Отдохнёшь там!.. Потерпи ещё! Все, милая, терпят... всяк по-своему жизнь терпит... (Встаёт и уходит в кухню быстрыми шагами.)

Бубнов (запевает). Как хотите, стерегите...

Кривой Зоб. Я и так не убегу...

(В два голоса.)
Мне и хочется на волю... эх!
Цепь порвать я не могу...

Татарин (кричит). А! Карта рукав совал!

Барон (конфузясь). Ну... что же мне — в нос твой сунуть?

Актёр (убедительно). Князь! Ты ошибся... никто, никогда...

Татарин. Я видел! Жулик! Не буду играть!

Сатин (собирая карты). Ты, Асан, отвяжись... Что мы — жулики, тебе известно. Стало быть, зачем играл?

Барон. Проиграл два другривенных, а шум делаешь на трёшницу... ещё князь!

Татарин (горячо). Надо играть честна!

Сатин. Это зачем же?

Татарин. Как зачем?

Сатин. А так... Зачем?

Татарин. Ты не знаешь?

Сатин. Не знаю. А ты — знаешь?

Татарин плюёт, озлобленный. Все хохочут над ним.

Кривой Зоб (благодушно). Чудак ты, Асан! Ты — пойми! Коли им честно жить начать, они в три дня с голоду издохнут...

Татарин. А мне какое дело! Надо честно жить!

Кривой Зоб. Заладил! Идём чай пить лучше... Бубен! И-эх вы, цепи, мои цепи.

Бубнов. Да вы железны сторожа...

Кривой Зоб. Идём, Асанка! (Уходит, напевая.) Не порвать мне, не разбить вас...

Татарин грозит Барону кулаком и выходит вслед за товарищем.

Сатин (Барону, смеясь). Вы, ваше вашество, опять торжественно сели в лужу! Образованный человек, а карту передёрнуть не можете...

Барон (разводя руками). Чёрт знает, как она...

Актёр. Таланта нет... нет веры в себя... а без этого... никогда, ничего...

Медведев. У меня одна дамка... а у тебя две... н-да!

Бубнов. И одна — не бедна, коли умна... Ходи!

Клещ. Проиграли, вы Абрам Иваныч!

Медведев. Это не твоё дело... понял? И молчи...

Сатин. Выигрыш — пятьдесят три копейки...

Актёр. Три копейки мне... А впрочем, зачем мне нужно три копейки?

Лука (выходя из кухни). Ну, обыграли татарина? Водочку пить пойдёте?

Барон. Идём с нами!

Сатин. Посмотреть бы, каков ты есть пьяный!

Лука. Не лучше трезвого-то...

Актёр. Идём, старик... я тебе продекламирую куплеты...

Лука. Чего это?

Актёр. Стихи — понимаешь?

Лука. Стихи-и! А на что они мне, стихи-то?..

Актёр. Это — смешно... А иногда — грустно...

Сатин. Ну, куплетист, идёшь? (Уходит с Бароном.)

Актёр. Иду... я догоню! Вот, например, старик, из одного стихотворения... начало я забыл... забыл! (Потирает лоб.)

Бубнов. Готово! Пропала твоя дамка... ходи!

Медведев. Не туда я пошёл... пострели её!

Актёр. Раньше, когда мой организм не был отравлен алкоголем, у меня, старик, была хорошая память... А теперь вот... кончено, брат! Всё кончено для меня! Я всегда читал это стихотворение с большим успехом... гром аплодисментов! Ты... не знаешь, что такое аплодисменты... это, брат, как... водка!.. Бывало, выйду, встану вот так... (Становится в позу.) Встану... и... (Молчит.) Ничего не помню... ни слова... не помню! Любимое стихотворение... плохо это, старик?

Лука. Да уж чего хорошего, коли любимое забыл? В любимом — вся душа...

Актёр. Пропил я душу, старик... я, брат, погиб... А почему — погиб? Веры у меня не было... Кончен я...

Лука. Ну, чего? Ты... лечись! От пьянства нынче лечат, слышь! Бесплатно, браток, лечат... такая уж лечебница устроена для пьяниц... чтобы, значит, даром их лечить... Признали, видишь, что пьяница — тоже человек... и даже — рады, когда он лечиться желает! Ну?ка вот, валяй! Иди...

Актёр. (задумчиво). Куда? Где это?

Лука. А это... в одном городе... как его? Название у него эдакое... Да я тебе город назову!.. Ты только вот чего: ты пока готовься! Воздержись!.. возьми себя в руки и — терпи... А потом — вылечишься... и начнешь жить снова... хорошо, брат, снова-то! Ну, решай... в два приёма...

Актёр (улыбаясь). Снова... сначала... Это — хорошо... Н-да... Снова? (Смеётся.) Ну... да! Я могу?! Ведь могу, а?

Лука. А чего? Человек — всё может... лишь бы захотел...

Актёр (вдруг, как бы проснувшись). Ты — чудак! Прощай пока! (Свистит.) Старичок... прощай... (Уходит.)

Анна. Дедушка!

Лука. Что, матушка?

Анна. Поговори со мной...

Лука (подходя к ней). Давай, побеседуем...

Клещ оглядывается, молча подходит к жене, смотрит на неё и делает какие-то жесты руками, как бы желая что-то сказать.

Что, браток?

Клещ (негромко). Ничего... (Медленно идёт к двери в сени, несколько секунд стоит пред ней и — уходит.)

Лука (проводив его взглядом). Тяжело мужику-то твоему...

Анна. Мне уж не до него...

Лука. Бил он тебя?

Анна. Ещё бы... От него, чай, и зачахла...

Бубнов. У жены моей... любовник был;[44] ловко, бывало, в шашки играл, шельма...

Медведев. Мм-м...

Анна. Дедушка! Говори со мной, милый... Тошно мне...

Лука. Это ничего! Это — перед смертью... голубка. Ничего, милая! Ты — надейся... Вот, значит, помрёшь, и будет тебе спокойно... ничего больше не надо будет, и бояться — нечего! Тишина, спокой... лежи себе! Смерть — она всё успокаивает... она для нас ласковая... Помрёшь — отдохнёшь, говорится... верно это, милая! Потому — где здесь отдохнуть человеку?

Пепел входит. Он немного выпивши, растрёпанный, мрачный. Садится у двери на нарах и сидит молча, неподвижно.

Анна. А как там — тоже мука?

Лука. Ничего не будет! Ничего! Ты — верь! Спокой и — больше ничего! Призовут тебя к господу и скажут: господи, погляди?ка, вот пришла раба твоя, Анна...

Медведев (строго). А ты почему знаешь, что там скажут? Эй, ты...

Пепел при звуке голоса Медведева поднимает голову и прислушивается.

Лука. Стало быть, знаю, господин ундер...

Медведев (примирительно). М... да! Ну... твоё дело... Хоша... я ещё не совсем... ундер...

Бубнов. Двух беру...

Медведев. Ах ты... чтоб тебе!..

Лука. А господь — взглянет на тебя кротко-ласково и скажет: знаю я Анну эту! Ну, скажет, отведите её, Анну, в рай! Пусть успокоится... Знаю я, жила она — очень трудно... очень устала... Дайте покой Анне...

Анна (задыхаясь). Дедушка... милый ты... кабы так! Кабы... покой бы... не чувствовать бы ничего...

Лука. Не будешь! Ничего не будет! Ты — верь! Ты — с радостью помирай, без тревоги... Смерть, я те говорю, она нам — как мать малым детям...

Анна. А... может... может, выздоровлю я?

Лука (усмехаясь). На что? На муку опять?

Анна. Ну... ещё немножко... пожить бы... немножко! Коли там муки не будет... здесь можно потерпеть... можно!

Лука. Ничего там не будет!.[45]. Просто...

Пепел (вставая). Верно... а может, и — не верно![46]

Анна (пугливо). Господи...

Лука. А, красавец...

Медведев. Кто орёт?

Пепел (подходя к нему). Я! А что?

Медведев. Зря орёшь, вот что! Человек должен вести себя смирно...

Пепел. Э... дубина!.. А ещё — дядя... х-хо!

Лука (Пеплу, негромко). Слышь, — не кричи! Тут — женщина помирает... уж губы у неё землёй обметало... не мешай!

Пепел. Тебе, дед, изволь, — уважу! Ты, брат, молодец! Врёшь ты хорошо... сказки говоришь приятно! Ври, ничего — мало, брат, приятного на свете![47]

Бубнов. Вправду — помирает баба-то?

Лука. Кажись, не шутит...

Бубнов. Кашлять, значит, перестанет... Кашляла она очень беспокойно... Двух беру!

Медведев. Ах, пострели тебя в сердце!

Пепел. Абрам!

Медведев. Я тебе — не Абрам...

Пепел. Абрашка! Наташа — хворает?

Медведев. А тебе какое дело?

Пепел. Нет, ты скажи: сильно её Василиса избила?

Медведев. И это дело не твоё! Это — семейное дело... А ты — кто таков?

Пепел. Кто бы я ни был, а... захочу — и не видать вам больше Наташки!

Медведев (бросая игру). Ты — что говоришь? Ты — про кого это? Племянница моя чтобы... ах, вор!

Пепел. Вор, а тобой не пойман...

Медведев. Погоди! Я — поймаю... я — скоро...

Пепел. А поймаешь, — на го?ре всему вашему гнезду. Ты думаешь — я молчать буду перед следователем? Жди от волка толка! Спросят: кто меня на воровство подбил и место указал? Мишка Костылёв с женой! Кто краденое принял? Мишка Костылёв с женой!

Медведев. Врёшь! Не поверят тебе!

Пепел. Поверят, потому — правда! И тебя ещё запутаю... ха! Погублю всех вас, черти, — увидишь!

Медведев (теряясь). Врёшь! И... врёшь! И... что я тебе худого сделал? Пёс ты бешеный...

Пепел. А что ты мне хорошего сделал?

Лука. Та-ак!

Медведев (Луке). Ты... чего каркаешь? Твоё тут — какое дело? Тут — семейное дело!

Бубнов (Луке). Отстань! Не для нас с тобой петли вяжут.

Лука (смиренно). Я ведь — ничего! Я только говорю, что, если кто кому хорошего не сделал, тот и худо поступил...

Медведев (не поняв). То-то! Мы тут... все друг друга знаем... а ты — кто такой? (Сердито фыркая, быстро уходит.)

Лука. Рассердился кавалер... Охо-хо, дела у вас, братцы, смотрю я... путаные дела!

Пепел. Василисе жаловаться побежал...

Бубнов. Дуришь ты, Василий. Чего-то храбрости у тебя много завелось... гляди, храбрость у места, когда в лес по грибы идёшь... а здесь она — ни к чему... Они тебе живо голову свернут...

Пепел. Н-ну, нет! Нас, ярославских, голыми руками не сразу возьмёшь... Ежели война — будем воевать...

Лука. А в самом деле, отойти бы тебе, парень, прочь с этого места...

Пепел. Куда? Ну-ка, выговори...

Лука. Иди... в Сибирь!

Пепел. Эге! Нет, уж я погожу, когда пошлют меня в Сибирь эту на казённый счёт...

Лука. А ты слушай — иди-ка! Там ты себе можешь путь найти... Там таких — надобно!

Пепел. Мой путь — обозначен мне! Родитель всю жизнь в тюрьмах сидел и мне тоже заказал... Я когда маленький был, так уж в ту пору меня звали вор, воров сын...

Лука. А хорошая сторона — Сибирь! Золотая сторона! Кто в силе да в разуме, тому там — как огурцу в парнике!

Пепел. Старик! Зачем ты всё врёшь?

Лука. Ась?

Пепел. Оглох! Зачем врёшь, говорю?

Лука. Это в чём же вру-то я?

Пепел. Во всём... Там у тебя хорошо, здесь хорошо... ведь — врёшь! На что?

Лука. А ты мне — поверь, да поди сам погляди... Спасибо скажешь... Чего ты тут трёшься? И... чего тебе правда больно нужна... подумай?ка! Она, правда-то, может, обух для тебя...

Пепел. А мне всё едино! Обух, так обух...

Лука. Да чудак! На что самому себя убивать?

Бубнов. И чего вы оба мелете? Не пойму... Какой тебе, Васька, правды надо? И зачем? Знаешь ты правду про себя... да и все её знают...

Пепел. Погоди, не каркай! Пусть он мне скажет... Слушай, старик: бог есть?

Лука молчит, улыбаясь.

Бубнов. Люди все живут... как щепки по реке плывут... строят дом... а щепки — прочь...

Пепел. Ну? Есть? Говори...

Лука (негромко). Коли веришь, — есть; не веришь, — нет... Во что веришь, то и есть...[48]

Пепел молча, удивленно и упорно смотрит на старика.

Бубнов. Пойду чаю попью... идёмте в трактир? Эй!..

Лука (Пеплу). Чего глядишь?

Пепел. Так... погоди!.. Значит...

Бубнов. Ну, я один... (Идёт к двери и встречается с Василисой).

Пепел. Стало быть... ты...

Василиса (Бубнову). Настасья — дома?

Бубнов. Нет... (Уходит.)

Пепел. А... пришла...

Василиса (подходя к Анне). Жива ещё?

Лука. Не тревожь...

Василиса. А ты... чего тут торчишь?

Лука. Я могу уйти... коли надо...

Василиса (направляясь к двери в комнату Пепла). Василий! У меня к тебе дело есть...

Лука подходит к двери в сени, отворяет её и громко хлопает ею. Затем — осторожно влезает на нары и — на печь.

(Из комнаты Пепла.) Вася... поди сюда!

Пепел. Не пойду... не хочу...

Василиса. А... что же? На что гневаешься?

Пепел. Скушно мне... надоела мне вся эта канитель...

Василиса. И я... надоела?

Пепел. И ты...

Василиса крепко стягивает платок на плечах, прижимая руки ко груди. Идёт к постели Анны, осторожно смотрит за полог и возвращается к Пеплу.

Ну... говори...

Василиса. Что же говорить? Насильно мил не будешь... и не в моём это характере милости просить... Спасибо тебе за правду...

Пепел. Какую правду?

Василиса. А что надоела я тебе... али это не правда?

Пепел молча смотрит на неё.

(Подвигаясь к нему.) Что глядишь? Не узнаёшь?

Пепел (вздыхая). Красивая ты, Васка...

Женщина кладёт ему руку на шею, но он стряхивает руку её движением плеча.

...а никогда не лежало у меня сердце к тебе... И жил я с тобой, и всё... а никогда ты не нравилась мне...

Василиса. (тихо). Та-ак... Н-ну...

Пепел. Ну, не о чем нам говорить! Не о чем... иди от меня...

Василиса. Другая приглянулась?

Пепел. Не твоё дело... И приглянулась — в свахи тебя не позову...

Василиса. (значительно). А напрасно... Может, я бы и сосватала...

Пепел (подозрительно). Кого это?

Василиса. Ты знаешь... что притворяться? Василий... я — человек прямой... (Тише.) Скрывать не буду... ты меня обидел... Ни за что, ни про что — как плетью хлестнул... Говорил — любишь... и вдруг...

Пепел. Вовсе не вдруг... я давно... души в тебе нет, баба... В женщине — душа должна быть... Мы — звери... нам надо... надо нас — приучать... а ты — к чему меня приучила?..

Василиса. Что было — того нет... Я знаю — человек сам в себе не волен... Не любишь больше... ладно! Так тому и быть...

Пепел. Ну, значит, и — шабаш! Разошлись смирно, без скандала... и хорошо!

Василиса. Нет, погоди! Всё-таки... когда я с тобой жила... я всё дожидалась, что ты мне поможешь из омута этого выбраться... освободишь меня от мужа, от дяди... от всей этой жизни... И, может, я не тебя, Вася, любила, а... надежду мою, думу эту любила в тебе... Понимаешь? Ждала я, что вытащишь ты меня...

Пепел. Ты — не гвоздь, я — не клещи... Я сам думал, что ты, как умная... ведь ты умная... ты — ловкая!

Василиса (близко наклоняясь к нему). Вася! давай... поможем друг другу...

Пепел. Как это?

Василиса (тихо, сильно). Сестра... тебе нравится, я знаю...

Пепел. За то ты и бьёшь её зверски! Смотри, Васка! Её — не тронь...

Василиса. Погоди! Не горячись! Можно всё сделать тихо, по-хорошему... Хочешь — женись на ней? И я тебе ещё денег дам... целковых... триста! Больше соберу — больше дам...

Пепел (отодвигаясь). Постой... как это? За что?

Василиса. Освободи меня... от мужа! Сними с меня петлю эту...

Пепел (тихо свистит). Вон что-о! Ого-го! Это — ты ловко придумала... мужа, значит, в гроб, любовника — на каторгу, а сама...

Василиса. Вася! Зачем — каторга? Ты — не сам... через товарищей! Да если и сам, кто узнает? Наталья — подумай! Деньги будут... уедешь куда-нибудь... меня навек освободишь... и что сестры около меня не будет — это хорошо для неё. Видеть мне её — трудно... злоблюсь я на неё за тебя... и сдержаться не могу... мучаю девку, бью её... так — бью... что сама плачу от жалости к ней... А — бью. И — буду бить!

Пепел. Зверь! Хвастаешься зверством своим?

Василиса. Не хвастаюсь — правду говорю. Подумай, Вася... Ты два раза из-за мужа моего в тюрьме сидел... из-за его жадности... Он в меня, как клоп, впился... четыре года сосёт! А какой он мне муж? Наташку теснит, измывается над ней, нищая, говорит! И для всех он — яд...

Пепел. Хитро ты плетёшь...

Василиса. В речах моих — всё ясно... Только глупый не поймет, чего я хочу...

Костылёв осторожно входит и крадётся вперёд.

Пепел (Василисе). Ну... иди!

Василиса. Подумай! (Видит мужа.) Ты — что? За мной?

Пепел вскакивает и дико смотрит на Костылёва.

Костылёв. Это я... я! А вы тут... одни? А-а... Вы — разговаривали? (Вдруг топает ногами и громко визжит.) Васка... поганая! Нищая... шкура! (Пугается своего крика, встреченного молчанием и неподвижностью.) Прости, господи... опять ты меня, Василиса, во грех ввела... Я тебя ищу везде... (Взвизгивая.) Спать пора! Масла в лампады забыла налить... у, ты! Нищая... свинья... (Дрожащими руками машет на неё.)

Василиса медленно идёт к двери в сени, оглядываясь на Пепла.

Пепел (Костылёву). Ты! Уйди... пошёл!..

Костылёв (кричит). Я — хозяин! Сам пошёл, да! Вор...

Пепел (глухо). Уйди, Мишка...

Костылёв. Не смей! Я тут... я тебя...

Пепел хватает его за шиворот и встряхивает. На печи раздаётся громкая возня и воющее позевыванье. Пепел выпускает Костылёва, старик с криком бежит в сени.

Пепел (вспрыгнув на нары). Кто это... кто на печи?

Лука (высовывая голову). Ась?

Пепел. Ты?!

Лука (спокойно). Я... я самый... о, господи Исусе Христе!

Пепел (затворяет дверь в сени, ищет запора и не находит). А, черти... Старик, слезай!

Лука. Сейча-ас... лезу...

Пепел (грубо). Ты зачем на печь залез?

Лука. А куда надо было?

Пепел. Ведь... ты в сени ушёл?

Лука. В сенях, браточек, мне, старику, холодно...

Пепел. Ты... слышал?

Лука. А — слышал! Как не слышать? Али я — глухой? Ах, парень, счастье тебе идёт... Вот идёт счастье!

Пепел (подозрительно). Какое счастье? В чём?

Лука. А вот в том, что я на печь залез.

Пепел. А... зачем ты там возиться начал?

Лука. Затем, значит, что — жарко мне стало... на твоё сиротское счастье... И — опять же — смекнул я, как бы, мол, парень-то не ошибся... не придушил бы старичка-то...

Пепел. Да-а... я это мог... ненавижу...

Лука. Что мудрёного? Ничего нет трудного... Часто эдак-то ошибаются...

Пепел (улыбаясь). Ты — что? Сам, что ли, ошибся однажды?

Лука. Парень! Слушай-ка, что я тебе скажу: бабу эту — прочь надо! Ты её — ни-ни! — до себя не допускай... Мужа — она и сама со света сживёт, да ещё половчее тебя, да! Ты её, дьяволицу, не слушай... Гляди — какой я? Лысый... А отчего? От этих вот самых разных баб... Я их, баб-то, может, больше знал, чем волос на голове было... А эта Василиса — она... хуже черемиса![49]

Пепел. Не понимаю я... спасибо тебе сказать, или ты... тоже...

Лука. Ты — не говори! Лучше моего не скажешь! Ты слушай: которая тут тебе нравится, бери её под руку, да отсюда — шагом марш! — уходи! Прочь уходи...

Пепел (угрюмо). Не поймёшь людей! Которые — добрые, которые — злые?.. Ничего не понятно...

Лука. Чего там понимать? Всяко живёт человек... как сердце налажено, так и живёт... сегодня — добрый, завтра — злой... А коли девка эта за душу тебя задела всурьёз... уйди с ней отсюда, и кончено... А то — один иди... Ты — молодой, успеешь бабой обзавестись...

Пепел (берёт его за плечо). Нет, ты скажи — зачем ты всё это...

Лука. Погоди?ка, пусти... Погляжу я на Анну... чего-то она хрипела больно... (Идёт к постели Анны, открывает полог, смотрит, трогает рукой.)

Пепел задумчиво и растерянно следит за ним.

Исусе Христе, многомилостивый! Дух новопреставленной рабы твоей Анны с миром прими...[50]

Пепел (тихо). Умерла?.. (Не подходя, вытягивается и смотрит на кровать.)

Лука (тихо). Отмаялась!.. А где мужик-то её?

Пепел. В трактире, наверно...

Лука. Надо сказать...

Пепел (вздрагивая). Не люблю покойников...

Лука (идёт к двери). За что их любить?.. Любить — живых надо... живых...

Пепел. И я с тобой...

Лука. Боишься?

Пепел. Не люблю...

Торопливо выходят. Пустота и тишина. За дверью в сени слышен глухой шум, неровный, непонятный. Потом — входит Актёр.

Актёр (останавливается, не затворяя двери, на пороге и, придерживаясь руками за косяки, кричит). Старик, эй! Ты где? Я — вспомнил... слушай. (Шатаясь, делает два шага вперёд и, принимая позу, читает.)

Господа! Если к правде святой
Мир дорогу найти не умеет, —
Честь безумцу, который навеет
Человечеству сон золотой!

Наташа является сзади Актёра в двери.

Старик!..

Если б завтра земли нашей путь[51]
Осветить наше солнце забыло,
Завтра ж целый бы мир осветила
Мысль безумца какого-нибудь...

Наташа (смеётся). Чучело! Нализался...

Актёр (оборачиваясь к ней). А-а, это ты? А — где старичок... милый старикашка? Здесь, по-видимому, — никого нет... Наташа, прощай! Прощай... да!

Наташа (входя). Не здоровался, а прощаешься...

Актёр (загораживает ей дорогу). Я — уезжаю, ухожу... Настанет весна — и меня больше нет...

Наташа. Пусти-ка... куда это ты?

Актёр. Искать город... лечиться... Ты — тоже уходи... Офелия... иди в монастырь...[52] Понимаешь — есть лечебница для организмов... для пьяниц... Превосходная лечебница... Мрамор... мраморный пол! Свет... чистота, пища... всё — даром! И мраморный пол, да! Я её найду, вылечусь и... снова буду... Я на пути к возрожденью... как сказал... король... Лир![53] Наташа... по сцене моё имя Сверчков-Заволжский... никто этого не знает, никто! Нет у меня здесь имени... Понимаешь ли ты, как это обидно — потерять имя? Даже собаки имеют клички...

Наташа осторожно обходит Актёра, останавливается у кровати Анны, смотрит.

Без имени — нет человека...[54]

Наташа. Гляди... голубчик... померла ведь...

Актёр (качая головой). Не может быть...

Наташа (отступая). Ей-богу... смотри...

Бубнов (в двери). Чего смотреть?

Наташа. Анна-то... померла!

Бубнов. Кашлять перестала, значит.[55] (Идёт к постели Анны, смотрит, идёт на своё место.) Надо Клещу сказать... это — его дело...

Актёр. Я иду... скажу... потеряла имя!..[56] (Уходит.)

Наташа (посреди комнаты). Вот и я... когда-нибудь так же... в подвале... забитая...

Бубнов (расстилая на своих нарах какое-то тряпьё). Чего? Ты чего бормочешь?

Наташа. Так... про себя...

Бубнов. Ваську ждешь? Гляди — сломит тебе голову Васька...

Наташа. А не всё равно — кто сломит? Уж пускай лучше он...

Бубнов (ложится). Ну, твоё дело...

Наташа. Ведь вот... хорошо, что она умерла... а жалко... Господи!.. Зачем жил человек?

Бубнов. Все так: родятся, поживут, умирают. И я помру... и ты... Чего жалеть?

Входят Лука, Татарин, Кривой Зоб и Клещ. Клещ идёт сзади всех, медленно, съёжившись.

Наташа. Ш-ш! Анна...

Кривой Зоб. Слышали... царство небесное, коли померла...

Татарин (Клещу). Надо вон тащить! Сени надо тащить! Здесь — мёртвый — нельзя, здесь — живой спать будет...

Клещ (негромко). Вытащим...

Все подходят к постели. Клещ смотрит на жену через плечи других.

Кривой Зоб (Татарину). Ты думаешь — дух пойдёт? От неё духа не будет... она вся ещё живая высохла...

Наташа. Господи! Хоть бы пожалели... хоть бы кто слово сказал какое-нибудь! Эх вы...

Лука. Ты, девушка, не обижайся... ничего! Где им... куда нам — мёртвых жалеть? Э, милая! Живых — не жалеем... сами себя пожалеть-то не можем... где тут!

Бубнов (зевая). И опять же — смерть слова не боится!.. Болезнь — боится слова, а смерть — нет!

Татарин (отходя). Полицию надо...

Кривой Зоб. Полицию — это обязательно! Клещ! Полиции заявил?

Клещ. Нет... Хоронить надо... а у меня сорок копеек всего...

Кривой Зоб. Ну, на такой случай — займи... а то мы соберем... кто пятак, кто — сколько может... А полиции заяви... скорее! А то она подумает — убил ты бабу... или что... (Идёт к нарам и собирается лечь рядом с Татарином.)

Наташа (отходя к нарам Бубнова). Вот... будет она мне сниться теперь... мне всегда покойники снятся... Боюсь идти одна... в сенях — темно...

Лука (следуя за ней). Ты — живых опасайся... вот что я скажу...

Наташа. Проводи меня, дедушка...

Лука. Идём... идём, провожу!

Уходят. Пауза.

Кривой Зоб. Охо-хо-о! Асан! Скоро весна, друг... тепло нам жить будет! Теперь уж в деревнях мужики сохи, бороны чинят... пахать налаживаются... н-да! А мы... Асан!.. Дрыхнет уж, Магомет окаянный...

Бубнов. Татары спать любят...

Клещ (стоит посредине ночлежки и тупо смотрит пред собой). Чего же мне теперь делать?

Кривой Зоб. Ложись да спи... только и всего...

Клещ (тихо). А... она... как же?

Никто не отвечает ему. Сатин и Актёр входят.

Актёр (кричит). Старик! Сюда, мой верный Кент...[57]

Сатин. Миклуха-Маклай[58] идёт... х-хо!

Актёр. Кончено и решено! Старик, где город... где ты?

Сатин. Фата-моргана![59] Наврал тебе старик... Ничего нет! Нет городов, нет людей... ничего нет!

Актёр. Врёшь!

Татарин (вскакивая). Где хозяин? Хозяину иду! Нельзя спать — нельзя деньги брать... Мёртвые... пьяные... (Быстро уходит.)

Сатин свистит вслед ему.

Бубнов (сонным голосом). Ложись, ребята, не шуми... ночью — спать надо!

Актёр. Да... здесь — ага! Мертвец... «Наши сети притащили мертвеца»... стихотворение... Б-беранжера![60]

Сатин (кричит). Мертвецы — не слышат! Мертвецы не чувствуют... Кричи... реви... мертвецы не слышат!..

В двери является Лука.

Занавес

 
М.Горький.
Портрет работы В.А.Серова, 1905
 
 
 
        НА ДНЕ
        Акт I
        Акт II
        Акт III
        Акт IV

 
 
 
Источник: М.Горький. Избранные сочинения. – М.: Художественная литература, 1986, с.890–951.

 
   

 
1. «На дне» – пьеса Максима Горького, написанная в конце 1901 – начале 1902 года. Первоначальные названия – «Без солнца», «Ночлежка», «Дно», «На дне жизни». В пьесе, имеющей подзаголовок «Картины», изображена группа обитателей ночлежного дома для неимущих. В январе 1904 года пьеса получила Грибоедовскую премию. Пьеса была разрешена только в МХТ, где была осуществлена первая постановка с большим успехом 18 декабря 1902 года режиссёром Станиславским, который также исполнил одну из центральных ролей (Сатин), и Немировичем-Данченко. К 60-летию первой постановки (18 декабря 1962 года) пьеса прошла во МХАТе 1451 раз.
Постановка пьесы на императорской сцене была запрещена. Тем не менее, петербургские актёры приняли участие в двух чтениях пьесы «в лицах» в 1903 году – в доме Н. П. Карабчевского и в дворянском собрании.
До 1905 года постановка пьесы разрешалась с большими купюрами и каждый раз с согласия местных властей. (вернуться)

2. Картины – М. Горький определил жанр «На дне» не сразу. На афише МХТ значилось: «Сцены в 4-х действиях». Позже появился окончательный вариант: «Картины. Четыре акта». (вернуться)

3. Посвящаю Константину Петровичу Пятницкому – посвящение драмы К. П. Пятницкому впервые появилось в январе-феврале 1902 г., когда пьеса еще носила название «Ночлежка». В автографе было написано: «Посвящаю Константину Петровичу Пятницкому (если он ничего не имеет против)».
К. П. Пятницкий (1864–1939) – директор-распорядитель и основатель книгоиздательского товарищества «Знание», лучшего демократического издательства того времени. Горький познакомился с Пятницким осенью 1899 г. в Петербурге. Вскоре Пятницкий предложил писателю заключить договор на издание рассказов в «Знании». 4 сентября 1900 г. Горький стал равноправным членом этого товарищества, а с конца 1902 г. – его идейным руководителем и главным редактором. Именно благодаря ему и Пятницкому «Знание» проводило последовательно демократическую позицию, объединяя вокруг себя таких писателей, как А. П. Чехов, И. А. Бунин, А. И. Куприн, Л. Н. Андреев, Скиталец, В. В. Вересаев и др. С 1904 г. стали выходить сборники товарищества «Знание» (вышло 40 книг). Все эти годы Горького с Пятницким связывали не только деловые отношения, но и крепкая дружба. «...Я горжусь, счастлив и рад чести называть Вас другом, – писал Горький Пятницкому 15 февраля 1905 г. – И никто не вызывал до Вас в моей душе такой крепкой, глубокой благодарности, как Вы, умница Вы и благороднейший человек, настоящий аристократ духа». (вернуться)

4. Действующие лица – первый из сохранившихся набросков пьесы приблизительно относится к ноябрю 1901 г. Он содержит поиски фамилий и имен действующих лиц. О значении некоторых из них – далее.
Пока же стоит обратить внимание на возраст ночлежников: от 20 до 40 лет, – традиционно считавшийся временем расцвета, самоосуществления личности... Единственный «долгожитель» среди них – Бубнов, умеющий «вовремя уйти». Лука не в счет – он всегда и везде «временно». (Ср. замечание персонажа из «Бывших людей» с «говорящим» прозвищем Конец: «Нам недолго жить... мне сорок... тебе пятьдесят... моложе тридцати нет среди нас. И даже в двадцать долго не проживешь такой жизнью».) Немаловажен и подбор ночлежников в плане социальной, конфессиональной и профессиональной принадлежности. Известный богослов XIX в. И. Брянчанинов писал: «...магометане и прочие лица, принадлежащие ложным религиям, составляют... достояние ада и лишены всякой надежды спасения, будучи лишены Христа, единого средства ко спасению. Лишены надежды спасения и те православные христиане, которые стяжали духовные страсти и посредством их вступили в общение с сатаною, расторгнув общение с Богом. Страсти суть греховные навыки души, обратившиеся от долгого времени и частого упражнения в грехе как бы в природные качества. Таковы: чревообъядение, пьянство, сладострастие, рассеянная жизнь, сопряженная с забвением Бога, памятозлобие, жестокость, сребролюбие, скупость, уныние, леность, лицемерие, лживость, воровство, тщеславие, гордость и т. п.». Один из авторитетных отцов раннехристианской церкви Тертуллиан помещает в «адскую бездну» среди прочих грешников «сонмы царей» (ср.: Васька от греческого Василий – царственный), «трагических актеров, голосисто оплакивающих собственную участь», а св. Патриикий – языческих богов Иапета (титан, отец Прометея; участник так называемой Титаномахии – битвы титанов с богами-олимпийцами, за что был ввергнут Зевсом в Тартар) и Сатурна, которые «не утешаются ни блистанием солнца, ни прохладою ветров». (вернуться)

5. Михаил Иванов Костылев – Михаил – др.-евр. равный богу Яхве, кто как бог; Иван – др.-евр. Бог помиловал. Костыльничать – нищенски выпрашивать.
Одним из известных героев русского былинного эпоса является Михайло Потык, сын Иванович (прозвище Потык означает бродяга, странник, калика перехожий). Его жена царевна Марья Лебедь белая изменяет ему с молодым красавцем царем Иваном Окульевичем, превратив мужа в камень. Заметим также, что одним из самых важных персонажей Священной истории является архангел (великий ангел) Михаил. Он играет роль просителя и заступника людей перед Богом, заносит имена праведников в книгу, кроме того, хранит таинственные письмена и даже те слова, которыми были сотворены небеса и земля. Отсюда его функция учителя. Михаил – посредник между Богом и людьми. Он стоит со своей ратью на страже врат небесного Иерусалима, выполняя функцию охранителя загробного мира и водителя душ. (вернуться)

6. Василиса – греч. жена царя, т. е. царица. Имя созвучно с названием фантастического животного василиск, служившего метафорой дьявола, он отличается невероятной свирепостью, убивает взглядом или дыханием (реже – шипением). (вернуться)

7. Наташа (Наталия) – лат. родная, природная, это имя иногда толкуется и как «утешение». Интересно, что в фольклоре имена Наталья и Настасья часто взаимозаменяемы. (вернуться)

8. Медведев – цензор С. Трубачев (1902) считал возможным разрешить пьесу к представлению, однако при этом настаивал на безусловной необходимости «городового Медведева превратить в простого отставного солдата, так как участие „полицейского чина” во многих проделках ночлежников недопустимо на сцене». (вернуться)

9. Васька Пепел – у восточных славян известна сказка об Иване Попялове, который, пролежав в пепле 12 лет, стряхнул его с себя, убил и затем сжег змеиху, а пепел ее рассыпал. (вернуться)

10. Клещ – полным именем – Андрей Митрич – Клеща называет лишь Анна (дважды). Думается, что это одно из проявлений темы потери имени («Без имени – нет человека...»).
Имя Андрей в фольклоре обычно используется как обозначение неудачника, бездельника: «У нашего Андрюшки ни полуполушки»; «Андрей-ротозей»; «Андрей, не гоняй голубей!» и т. д. Форму «Андрюшка» используют для обращения к Клещу Пепел, Костылев и Барон – в известном смысле «элита»: неработающий вор, хозяин и аристократ, хоть и бывший. Похожая на прозвище фамилия Клещ – старинное нецерковное имя, превратившееся позже в фамилию; произведена от названия насекомого, впивающегося в кожу; кровососа. Фамилия кажется каламбурной: с одной стороны, Клещ «впился» в Анну, с другой – он изо всех сил цепляется за жизнь, надеется выбраться со дна, с третьей – постепенно привыкает к ночлежке, превращаясь в одну из «блох», которые «все – черненькие, все – прыгают», по словам Луки. (вернуться)

11. Анна – объяснить выбор автором имени Анна (др.-евр. грация, миловидность; милость; благодать), безусловно, противоречащего горестной судьбе и внешнему облику жены Клеща, можно, видимо, русским присловьем «Анна бесталанна», т. е. несчастлива (талан – судьба). (вернуться)

12. Настя – имя «девицы» весьма значимо: Анастасия — греч. воскресшая; возрожденная. Однако, как и в случае с Анной, его семантика резко контрастирует с реальным положением персонажа. Не исключено, что выбор его обусловлен следующими присловьями: «Пошла Настя по напастям»; «Пришли на Настю беды да напасти». «Возрождение» Насти под влиянием Луки, на котором настаивают некоторые исследователи, в действительности фиктивно: ничего в ее положении фактически не меняется. В связи с этим уместно вспомнить «воскресшую» тезку Насти — Крюкову — из романа Н. Г. Чернышевского «Что делать?», которая, попав в мастерскую Веры Павловны, начала новую жизнь. (вернуться)

13. Квашня – прозвище характеризует как внешний облик Квашни, так и род ее занятий: «квашня» – дежа, кадка или дуплянка, в которой квасят тесто, ставят хлеб. (вернуться)

14. Бубнов – фамилия происходит от старинного прозвища Бубен, которое давали: 1) мастеру, делающему ударный музыкальный инструмент; 2) тому, кто беспрерывно болтает, неразборчиво бубнит, говоруну, вруну, мошеннику; 3) промотавшемуся или проигравшемуся в карты (по названию карточной масти) или разорившемуся бедолаге; 4) глупцу (бубны в голове, т. е. без царя в голове), лентяю, прихлебателю (забубенная головушка, т. е. пропащий человек).
Таким образом, фамилия этого персонажа многозначна. Пожалуй, лишь первое из указанных значений не характеризует Бубнова — он бывший красильщик, сейчас картузник. Характерно, что он относится к разряду «любителей правды»: «А я вот... не умею врать! Зачем? По-моему — вали всю правду, как она есть! Чего стесняться?» (III акт) — но эта «бескрылая», циничная правда, правда факта, «тьма низких истин» изнуряет, обессиливает и в конечном счете убивает душу человеческую, надежду и веру в возможность изменить жизнь к лучшему, а значит, обесценивает и саму жизнь. (вернуться)

15. Барон – Барон, как Горький рассказывал В. И. Качалову, написан «с живого человека, барона Бухгольца, спившегося босяка, попавшего в нижегородскую ночлежку...». В IV акте Барон рассказывает о своей родословной: его предком был Густав Дебиль, выехавший в Россию из Франции при Екатерине II. Фамилию Дебиль (видимо, ее и носит Барон) можно истолковать двояко: фр. débile — слабый, хилый, немощный; кроме того, Горький мог выдумать эту фамилию по образцу французской. П. Басинский «биографию» Барона считает сомнительной: слишком она «похожа на пародию на мещанское представление о „благородной” породе людей XVIII—XIX вв. <...> Такое „прошлое” слишком типично, чтобы выглядеть живым. <...> Не исключено, что он просто придумал свое прошлое; что на самом деле он был не бароном, а, допустим, лакеем или чем-то вроде».
Баронский титул в русской драматургии — явление несколько экзотическое: первого барона мы встречаем в «Скупом рыцаре». Следующим стал «жалкий барон» (по словам Горького) Тузенбах в «Трех сестрах» Чехова (1901). (вернуться)

16. Сатин – М. Горький рассказывал К. С. Станиславскому о босяке, с которого списал роль Сатина. Тот «пострадал из-за самоотверженной любви к сестре», бывшей замужем за чиновником, растратившим казенные деньги. «Сатин достал деньги и тем спас мужа сестры, а тот нагло предал его, уверив, что Сатин не чист на руку... в порыве бешенства Сатин... убил его и был присужден к ссылке. Сестра умерла. Потом каторжанин вернулся из ссылки... ходил с распахнутой голой грудью по Нижнему Новгороду с протянутой рукой и на французском языке просил милостыню у дам, которые ему охотно подавали за его живописный романтический вид». Писатель также рассказывал, что Сатин «имел двойника — это был брат одного из революционеров, который кончил самоубийством, сидя в тюрьме». Некоторые исследователи усматривают в Сатине отражение имени «князя тьмы» – Сатаны. Можно также предположить, что Сатин – не фамилия, а прозвище. (вернуться)

17. Актер – по воспоминаниям А. Д. Гриневицкой, редакцию газеты «Нижегородский листок» (с которой сотрудничал М. Горький) часто посещал босяк, который «легкой тенью впархивал... и, торжественно отрекомендовавшись „артист Колосовский-Соколовский”, деловито, безо всякого низкопоклонства, просил дать ему пятачок, чтобы „опохмелиться”. Это был человек лет 35, с довольно красивым симпатичным интеллигентным лицом, грустными, всегда подернутыми туманом синеватыми глазами... Получив просимую сумму, он обычно задерживал мою руку с монетой и, элегантно „шаркнув ногой” в знак благодарности, крепко поцеловав ее, говорил любезности сначала по-русски, а затем по-французски или начинал декламировать монологи из игранных им когда-то ролей...». Горький так объяснял характер «спившегося Актера-босяка»: «Это человек, который в первом акте с гордостью говорит: „Мой организм отравлен алкоголем!” – потому говорит с гордостью, что хоть этим хочет выделить себя из среды серых, погибших людей. В этой фразе — остатки его чувства человеческого достоинства. <...> Актер слушает [Луку], смеется и верит, что... вылечится и будет вновь играть в „Гамлете” второго могильщика, и он живет этой надеждой до четвертого акта – до смерти надежды и его души». (вернуться)

18. Лука – Лукой звали и одного из учеников Христа, автора одного из канонических Евангелий и «Деяний Апостолов», искусного врача. Считается, что он был одним из двух учеников, кому явился воскресший Христос на пути в Эммаус. В своем Евангелии Лука подчеркивает любовь Христа к беднякам, блудницам, вообще грешникам.
Вместе с тем имя старика отчетливо ассоциируется cо словом «лукавый» – хитрый и умышляющий, коварный, скрытный и злой, обманчивый, притворный, двуличный и злонамеренный. Дьявол, по поверьям, часто принимает облик старца. (вернуться)

19. Алешка – профессия Алешки, думается, определена неспроста: в русской фразеологии сапожник выступает как неисправимый пьяница, пропащий человек. (вернуться)

20. Кривой Зоб – крючник, т. е. грузчик, переносивший тяжести при помощи крюка – специально загнутого гвоздя. (вернуться)

21. Подвал, похожий на пещеру. <...> Утро. – в драме новейшего времени (особенно второй половины XIX–XX в.) ремаркам придается гораздо большее значение, нежели раньше. Ремарки, например, в «Горе от ума» А. С. Грибоедова или в «Борисе Годунове» А. С. Пушкина призваны в первую очередь лишь указать место и время действия, важные детали обстановки, особенности внешности, манеры поведения, жестов и интонаций действующих лиц. Все подобные указания даны подчеркнуто сухим тоном, они лишены эмоциональной окраски и практически лишены личностного авторского начала.
В драмах Чехова и Горького ремарки (особенно касающиеся описания места действия) всегда ярко эмоционально окрашены, превращаясь почти в лирическую зарисовку. Пространство – в данном случае костылевская ночлежка – перестает быть просто фоном действия, но оказывается одним из специфических «действующих лиц» драмы. Поэтому столь важен зачин описания ночлежки. Пещера и мрак в большинстве религий символизируют мир в зародыше, хаос. В фольклоре погреб, подвал синонимичны могиле. Следует обратить внимание и на свет, идущий «от зрителя и, сверху вниз, – из квадратного окна с правой стороны», – это крест, символ вычеркивания, страдания и вместе с тем – надежды на воскресение (недаром крест образуют лучи света). (вернуться)

22. ...чтобы я мужчине в крепость себя отдала... – в полную зависимость; крепость – запись, документ, свидетельство, выданное судебным местом на право владения. Не следует слова Квашни воспринимать как метафору: вплоть до 1917 г. жена по сравнению с мужем действительно была практически лишена прав. (вернуться)

23. ...(выхватив у Насти книжку, читает название). «Роковая любовь»... – «Роковая любовь» – роман немецкого писателя Эрнста фон Вильденбруха (1845–1909). Перевод на русский язык вышел в «Новом журнале иностранной литературы» (СПб., 1901). Думается, однако, что, если бы книжки с таким претенциозно-слащавым названием не было, ее следовало бы выдумать. (вернуться)

24. Органон – Сатин каламбурит: первоначальное значение слова «органон» – инструмент, орудие; однако уже в античности оно обозначало преимущественно музыкальные (отсюда оргáн) и хирургические инструменты, а также части тела, особенно органы чувств. В переносном смысле это слово служило для обозначения логики как инструмента философии (отсюда собирательное название логических трактатов Аристотеля «Органон»). Таким образом, «отравлен алкоголем» не организм, а органы чувств и, главное, разум. (вернуться)

25. Сикамбр – от сикамбры – древнегерманское племя, жившее по берегам Рейна. Сатин употребляет это слово в значении варвар, невежда. (вернуться)

26. Макробиотика – наука о продлении жизни (от греч. макро- и био- – долголетие); книга одного из ее основателей – немецкого врача К. В. Гуфеланда (1762–1836) – называлась «Искусство продлить человеческую жизнь. Макробиотика» (СПб., 1852). Ироничный комментарий Сатина на слова Актера о вреде пыли. (вернуться)

27. Транс-сцедентальный – правильно: трансцендентальный (выходящий за пределы). Одно из основных положений учения философа И. Канта, обозначающее нечто изначально присущее рассудку и обусловливающее его опыт; трансцендентальными формами, по Канту, являются пространство, время, причинность, необходимость и другие категории. Хотя Сатин убеждает Бубнова в том, что «забыл» значение этого слова, оно, конечно, употреблено здесь не случайно. Обитатель дна — «голый человек», по слову Бубнова, — будто выброшен за пределы исторической жизни и оказывается в «небытии». (вернуться)

28. Слова, слова, слова! – цитата из трагедии У. Шекспира «Гамлет»:
П о л о н и й. Что вы читаете, принц?
Г а м л е т. Слова, слова, слова.
(Акт II, сцена 2. Перевод М. Лозинского.)
Я играл в ней могильщика... – в шекспировской трагедии могильщики — персонажи комические (в оригинале они названы — два шута). Могильщики (всю сцену ведет первый — он и подает Гамлету череп бедного Йорика, о котором расскажет забавную историю, второй лишь подыгрывает) обсуждают правомерность захоронения утопленницы Офелии на освященной церковной земле. (вернуться)

29. «Офелия! О... помяни меня в твоих молитвах!..» – искаженная цитата из трагедии У. Шекспира «Гамлет». Эти слова завершают монолог Гамлета «Быть или не быть? Вот в чем вопрос»: «Офелия! О нимфа! Помяни // Мои грехи в твоей святой молитве!» (перевод А. Кронеберга, 1848). Офелия — дочь придворного Полония, возлюбленная принца Гамлета, потеряла рассудок, после того как принц по ошибке убил ее отца, и утонула. (вернуться)

30. И за меня жертва пойдет, в воздаяние грехов моих, и за тебя тоже. Ведь сам ты о грехах своих не думаешь... ну вот... – эти строки были вычеркнуты цензурой. (вернуться)

31. И чего ты не пришибешь его, Василий?! <...> ...в кабаке пропьете... – этот обмен репликами был исключен по требованию цензуры. (вернуться)

32. А я — сон хороший видел... <...> ...вот, думаю, сейчас... – символика увиденного сна многозначна. Так, рыболовство ассоциируется с воровством. По народным представлениям, увидеть рыбу во сне — к слезам, если же в мутной воде — к смерти. Заметим также, что у славян существовало поверье, что сорокалетний карп, как сорокалетняя змея, превращается в летающего змея. Ср. насмешливое «толкование» Васькиного сна, предложенное Сатиным: «Это не лещ, а Василиса была...» (ее отчество — Карповна). (вернуться)

33. Гиблартарр – правильно: Гибралтар, название пролива между Африкой и Европой. В древности считалось, что это «край света» — недаром именно там, на африканском и европейском берегах, находятся знаменитые Геркулесовы столбы (так назывались предгорья Абилы, ныне Сеута). Геракл обнаружил (по другому преданию – воздвиг) их по пути к великану Гериону – хранителю стада священных коров. Сатин, не только грамотный, но и хорошо образованный человек, безусловно, намеренно коверкает название, которое «вбирает» в таком виде два созвучных и семантически близких ему слова «гибель» и «тартар». Заметим, что край света, крайний запад непосредственно граничат с «иным миром». (вернуться)

34. Сарданапал – (Ашшурбанипал или Ашшурбанапал) – последний царь Ассирии (царствовал в 668–626 гг. до н. э.), прославился склонностью к роскоши, благодаря чему имя его стало нарицательным. В своих надписях Ашшурбанапал изображает себя заботливым государем, доблестным воителем, бесстрашным охотником, мудрецом, постигшим все науки, искусства и ремесла. По-видимому, этот автопортрет верен лишь отчасти. Из царской переписки известно, что он был слаб здоровьем или по крайней мере чрезвычайно мнителен. Он почти никогда не принимал личного участия в военных походах. Однако он собрал огромную библиотеку – более 20 000 клинописных табличек, своего рода энциклопедию тогдашних знаний и литературы. Ашшурбанапал все время заботился о пополнении библиотеки, сам отбирал тексты. Не исключено, что некоторые компиляции он составил сам. Он был также автором ряда стихотворных молитв и, возможно, участвовал в составлении или редактировании анналов. (вернуться)

35. Навухудоноссор – правильно: Навухудоносор (Навуходоносор), вавилонский царь (604–562 гг. до н. э.). Библейский пророк Даниил рассказывает о нем: «...расхаживая по царским чертогам в Вавилоне, царь сказал: это ли не величественный Вавилон, который построил я в дом царства силою моего могущества и в славу моего величия! Еще речь сия была в устах царя, как был с неба голос: „тебе говорят, царь Навуходоносор: царство отошло от тебя! И отлучат тебя от людей, и будет обитание твое с полевыми зверями; травою будут кормить тебя, как вола, и семь времен пройдут над тобою, доколе познаешь, что Всевышний владычествует над царством человеческим и дает его, кому хочет!” Тотчас и исполнилось это слово над Навуходоносором, и отлучен он был от людей, ел траву, как вол, и орошалось тело его росою небесною, так что волосы у него выросли как у льва, и ногти у него – как у птицы. <...> Всевышний Бог даровал... Навуходоносору царство, величие, честь и славу. Пред величием, которое Он дал ему, все народы, племена и языки трепетали и страшились его: кого хотел, он убивал, и кого хотел, оставлял в живых; кого хотел, возвышал, и кого хотел, унижал. Но когда сердце его надмилось, и дух его ожесточился до дерзости, он был свержен с царского престола своего и лишен силы своей, и отлучен был от сынов человеческих, и сердце его уподобилось звериному, и жил он с дикими ослами; кормили его травою, как вола, и тело его орошаемо было небесною росою, доколе он познал, что над царством человеческим владычествует Всевышний Бог и поставляет над ним, кого хочет». В средние века Навуходоносора II, разрушившего «град Божий» Иерусалим, нередко отождествляли с антихристом. Актер искажает правильное произношение имени библейского царя: два звука «с» вместо одного создают комический эффект – На-ву-худо-нос-сор. (вернуться)

36. ...как... сорок тысяч пьяниц... – перефразировка слов Гамлета о «сорока тысячах братьев», которые не могли бы сравняться с ним в любви к Офелии («Гамлет», акт V, сцена 1). (вернуться)

37. Мне забавно будет... и все такое... – это место вымарано цензурой. (вернуться)

38. Такое житье, что как поутру встал, так и за вытье... – картузник переиначивает пословицу: «Без правды житье — вставши, да и за вытье». (вернуться)

39. Они, бумажки-то, все такие... все никуда не годятся. – высказывание в духе «бегунской» секты, проповедовавшей разрыв с «миром антихриста». Бегуны не признавали государственных бумаг, а некоторые («безденежники») считали непозволительным даже пользоваться деньгами.
Вступая в секту, бегуны обычно уничтожали свой паспорт. Однако напрямую возводить высказывание Луки к «бегунской» проповеди вряд ли оправданно: «старец лукавый», скорее всего, к бегунам отношения не имеет, впрочем, как и к каким-либо другим конфессиям или сектам: истинно верующий не может на вопрос «есть ли Бог?» ответить столь двусмысленно, как Лука: «Коли веришь, — есть; не веришь, — нет... Во что веришь, то и есть...». (вернуться)

40. Ежели тебя муж бил... <...> ...бьют — для порядку... – эти слова исключены по требованию цензуры. (вернуться)

41. Смеется дребезжащим смехом. – в книге Э. Шюре «Великие посвященные», которую Горький хорошо знал, рассказывается о том, что Пифагор учил обращать особое внимание на смех: это «самое несомненное указание на характер человека, и никакое притворство не может украсить смех злого». (вернуться)

42. Солнце всходит и заходит... – песня эта широко распространилась после выхода в свет пьесы «На дне».
«Из всего сказанного мною широко принята и у всех в памяти песенка:
Как хотите стерегите, —
Я и так не убегу,
Мне и хочется на волю —
Цепь порвать я не могу!» —
отмечал М. Горький. Музыка песни была записана А. Б. Гольденвейзером, цензура вычеркнула песню из текста драмы. (вернуться)

43. Ничего не будет! – эти слова цензура потребовала исправить на «Ничего страшного не будет». (вернуться)

44. У жены моей... любовник был... – слово «любовник» цензура потребовала заменить на «знакомый». (вернуться)

45. Ничего там не будет!.. – эти слова цензура потребовала исправить на «Ничего ты не бойся». Первоначально цензор С. Трубачев (1902) требовал «значительных исключений» из «беседы странника, в которых имеются рассуждения о Боге, будущей жизни и прочем». (вернуться)

46. Верно... а может, и — не верно! – эти слова цензура потребовала исправить на «Верно». (вернуться)

47. Ты, брат, молодец! <...> Ври, ничего — мало, брат, приятного на свете! – эти слова цензура потребовала исправить на «Ты, брат, говоришь приятно! Мало, брат, приятного на свете!». (вернуться)

48. Пусть он мне скажет... <...> Во что веришь, то и есть... – этот кусок текста по требованию цензуры был вычеркнут. В дневнике 1909 г. Л. Толстой отмечал, что Горький – «вредный писатель: большое дарование и отсутствие каких бы то ни было религиозных, то есть понимающих значение жизни, убеждений, и вместе с этим поддерживаемая нашим „образованным миром“, который видит в нем своего выразителя, самоуверенность, еще более заражающая этот мир. Например, его изречение: веришь в Бога — и есть Бог; не веришь в Бога — и нет Его. Изречение скверное, а между тем оно заставило меня задуматься. Есть ли тот Бог сам в себе, про которого я говорю и пишу? И правда, что про этого Бога можно сказать: веришь в Него — и есть Он. И я всегда так думал. И от этого мне всегда в словах Христа: любить Бога и ближнего — любовь к Богу кажется лишней, несовместимой с любовью к ближнему, — несовместимою потому, что любовь к ближнему так ясна, яснее чего ничего не может быть, а любовь к Богу, напротив, очень неясна». (вернуться)

49. А эта Василиса — она... хуже черемиса! – черемисами раньше называли представителей марийской народности. Если в этом присловье и наблюдается негативная экспрессия, то вовсе не вследствие конфессиональных различий, а вследствие исторических причин, подобных той, из-за которой «незваный гость хуже татарина». (вернуться)

50. Исусе Христе, многомилостивый! Дух новопреставленной рабы Твоей Анны с миром прими... – согласно народным представлениям, к обязательным элементам обряда при кончине относятся прощание с близкими, исповедь, зажжение свечи, «карауление» души. Строго соблюдается тишина, запрещается плакать и причитать, чтобы не спугнуть, не сбить с пути душу. Самым большим наказанием считается смерть без покаяния и без свечи: покойник будет блуждать во тьме, станет вампиром и т. п. Смерть Анны, данная в полном противоречии с народной традицией, таким образом, представляет собой некую антисмерть, это как бы переход из одного качества небытия в другое — то самое «ничего», о котором ей говорит в последние минуты перед кончиной Лука. Интересно, что цензор С. Трубачев (1902) требовал значительного сокращения конца «второго акта, где следует опустить, из уважения к смерти чахоточной жены Клеща, грубые разговоры, происходящие после ее кончины». В том числе была исключена даже эта на первый взгляд совершенно невинная реплика. (вернуться)

51. Господа! Если к правде святой... Если б завтра земли нашей путь... – первые строки 5-й и последние 6-й строф стихотворения П.-Ж. Беранже «Безумцы» в переводе В. С. Курочкина (1862). До 1874 г. стихотворение печаталось без строк о Христе (Нам безумец дал Новый Завет, ибо этот безумец был Богом). «Стихотворение „Безумцы”, – писал цензор, – представляет восторженное прославление корифеев коммунизма: Сен-Симона, Фурье и Анфантэна; стихотворение это по своему направлению является самым ярким во всей книжке. <...> Очевидно заявляется пламенное сочувствие к корифеям коммунизма, но не высказывается, однако ж, самых идей этого противообщественного учения, и потому для читателя, незнакомого с сочинениями упоминаемых писателей, стихотворение это не представляет никакого определенного содержания, кроме прославления трех имен, вследствие чего оно, вероятно, и было пропущено цензурою в прежних изданиях». Пьер Жан Беранже (1780–1857) французский поэт, автор социальных, политических, антиклерикальных и антибуржуазных сатир. Пользовался огромной популярностью в демократических кругах русского общества. Многие стихотворения Беранже были положены на музыку, в том числе знаменитая «Блоха» (муз. Даргомыжского), исполнение которой Ф. И. Шаляпиным произвело на М. Горького сильнейшее впечатление. (вернуться)

52. Офелия... иди в монастырь... – неточная цитата из трагедии У. Шекспира «Гамлет»:
Г а м л е т. Уйди в монастырь; к чему тебе плодить грешников?.. Все мы отпетые плуты; никому из нас не верь. Ступай в монастырь. (III акт, сцена I. Перевод М. Лозинского). (вернуться)

53. Я на пути к возрожденью... как сказал... король... Лир! – король Лир таких слов не произносил. Это, в частности, подтверждается и тем, что Актер мучительно подыскивает автора придуманного им «афоризма». Стоит обратить внимание на то, что Актер в данный момент переключился с «Гамлета» на «Короля Лира» — трагедию об обманутой отцовской любви. Лир, ослепленный лживыми заверениями старших дочерей в неколебимости их привязанности к нему, в конечном счете оказался бездомным нищим бродягой. При этом искреннее признание младшей дочери Корделии в том, что она не может превыше всего любить отца, поскольку супружеский долг повелевает ей отдать свое сердце мужу, приводит Лира в гнев. Таким образом, мнимая цитата из Шекспира тем не менее проясняет и характер взаимоотношений Актера, поверившего рассказам Луки о бесплатных лечебницах для алкоголиков.
Заметим также, что Актер при этом продолжает играть роль «возрождающегося», тем самым делая и возрождение по сути фиктивным, театральным, нереальным. (вернуться)

54. Сверчков-Заволжский... Без имени – нет человека... – псевдоним явно навеян фамилией Колосовский-Соколовский. Это «говорящее имя» (вспомним пословицы, в которых используется слово «сверчок»).
Без имени – нет человека... – эти слова по требованию цензуры были вычеркнуты. (вернуться)

55. Кашлять перестала, значит. – эти слова по требованию цензуры были вычеркнуты. (вернуться)

56. ...потеряла имя!.. – по требованию цензуры эти слова заменены на «потеряла тоже имя!..». (вернуться)

57. Кент – персонаж трагедии Шекспира «Король Лир». Однако в тексте трагедии таких слов нет. (вернуться)

58. Миклухо-Маклай – Николай Николаевич Миклухо-Маклай (1846–1888) – ученый, общественный деятель, знаменитый путешественник. Совершил научные путешествия в Новую Гвинею, на Филиппины, в Индонезию, Австралию с целью изучения коренного населения этих регионов. Сатин, конечно, иронизирует над Актером, готовящимся «совершить» путешествие в лечебницу. (вернуться)

59. Фата-моргана – фея Моргана, по преданию живущая на морском дне и обманывающая путешественников призрачными видениями; здесь: мираж, обман. (вернуться)

60. «Наши сети притащили мертвеца»... стихотворение... Б-беранжера! – на самом деле Актер цитирует стихотворение А. С. Пушкина «Утопленник. Простонародная сказка» (1828).
Эти слова по требованию цензуры были вычеркнуты. (вернуться)



   
   
   
   
   
Яндекс.Метрика
Используются технологии uCoz