Некрасов Николай Алексеевич
(1821 – 1878)

Зеленый Шум[1]

Идет-гудет Зеленый Шум,
Зеленый Шум, весенний шум!

Играючи расходится
Вдруг ветер верховой:[2]
Качнет кусты ольховые,
Подымет пыль цветочную,
Как облако: всё зелено,
И воздух и вода!

Идет-гудет Зеленый Шум,
Зеленый Шум, весенний шум!

Скромна моя хозяюшка
Наталья Патрикеевна,
Водой не замутит!
Да с ней беда случилася,
Как лето жил я в Питере...
Сама сказала, глупая,
Типун ей на язык![3]

В избе сам-друг[4] с обманщицей
Зима нас заперла,
В мои глаза суровые
Глядит – молчит жена.
Молчу... а дума лютая
Покоя не дает:
Убить... так жаль сердечную!
Стерпеть – так силы нет!
А тут зима косматая
Ревет и день и ночь:
"Убей, убей изменницу!
Злодея изведи!
Не то весь век промаешься,
Ни днем, ни долгой ноченькой
Покоя не найдешь.
В глаза твои бесстыжие
Соседи наплюют!.."
Под песню-вьюгу зимнюю
Окрепла дума лютая –
Припас я вострый нож...
Да вдруг весна подкралася...

Идет-гудет Зеленый Шум,
Зеленый Шум, весенний шум!

Как молоком облитые,
Стоят сады вишневые,
Тихохонько шумят;
Пригреты теплым солнышком,
Шумят повеселелые
Сосновые леса;
А рядом новой зеленью
Лепечут песню новую
И липа бледнолистая,
И белая березонька
С зеленою косой!
Шумит тростинка малая,
Шумит высокий клен...
Шумят они по-новому,
По-новому, весеннему...

Идет-гудет Зеленый Шум,
Зеленый Шум, весенний шум!

Слабеет дума лютая,
Нож валится из рук,
И всё мне песня слышится
Одна – в лесу, в лугу:
"Люби, покуда любится,
Терпи, покуда терпится,
Прощай, пока прощается,
И – бог тебе судья!
1863
По изданию: Н.А.Некрасов. СС в 8 томах. – М.: Художественная литература, 1965.– Том 2.


КРЕСТЬЯНСКИЕ ДЕТИ[5]

Опять я в деревне. Хожу на охоту,
Пишу мои вирши – живётся легко.
Вчера, утомлённый ходьбой по болоту,
Забрёл я в сарай и заснул глубоко.
Проснулся: в широкие щели сарая
Глядятся весёлого солнца лучи.
Воркует голубка; над крышей летая,
     Кричат молодые грачи.
Летит и другая какая-то птица –
По тени узнал я ворону как раз!
Чу! шёпот какой-то… а вот вереница
     Вдоль щели внимательных глаз!
Всё серые, карие, синие глазки –
     Смешались как в поле цветы.
В них столько покоя, свободы и ласки,
     В них столько святой доброты!
Я детского глаза люблю выраженье,
     Его я узнаю всегда.
Я замер: коснулось души умиленье…
     Чу! шёпот опять!

ПЕРВЫЙ ГОЛОС

     Борода!

ВТОРОЙ

А барин, сказали!..

ТРЕТИЙ

     Потише вы, черти!

ВТОРОЙ

У бар бороды не бывает – усы.[6]

ПЕРВЫЙ

А ноги-то длинные, словно как жерди.

ЧЕТВЁРТЫЙ

А вона на шапке гляди-ко – часы!

ПЯТЫЙ

Ай важная штука!

ШЕСТОЙ

Ух, жарко!.. До полдня грибы собирали,
Вот из лесу вышли – навстречу как раз
Синеющей лентой, извилистой, длинной,
Река луговая: спрыгну́ли гурьбой,
И русых головок над речкой пустынной
Что белых грибов на полянке лесной!
Река огласилась и смехом и воем:
Тут драка – не драка, игра – не игра…
А солнце палит их полуденным зноем.
Домой, ребятишки! обедать пора.
Вернулись: у каждого по́лно лукошко,
А сколько рассказов! Попался косой,
Поймали ежа, заблудились немножко
И видели волка… у, страшный какой!
Ежу предлагают и мух и козявок,
Корней молочко ему отдал своё –
Не пьёт! отступились…
        Кто ловит пиявок
На лаве[10] где матка колотит бельё,
Кто нянчит сестрёнку двухлетнюю Глашку,
Кто тащит на пожню ведёрко кваску;
А тот, подвязавши под горло рубашку,
Таинственно что-то черти́т по песку;
Та в лужу забилась, а эта с обновой
     Сплела себе славный венок:
Всё беленькой, жёлтенькой, бледно-лиловой,
     Да изредка красный цветок.
Те спят на припёке, те пляшут вприсядку.
Вот девочка ловит лукошком лошадку:[11]
Поймала, вскочила и едет на ней.
И ей ли, под солнечным зноем рождённой
И в фартуке с поля домой принесённой,
Бояться смиренной лошадки своей?..

Грибная пора отойти не успела,
Гляди – уж чернёхоньки губы у всех,
Набили оскому: черница поспела!
А там и малина, брусника, орех!
Ребяческий крик, повторяемый эхом,
С утра и до ночи гремит по лесам.
Испугана пеньем, ауканьем, смехом,
Взлетит ли тетеря, закокав птенцам,
Зайчонок ли вскочит – содом, суматоха!
Вот старый глухарь с облинялым крылом
В кусту завозился… ну, бедному плохо!
Живого в деревню таща́т с торжеством…

– Довольно, Ванюша! гулял ты не мало,
     Пора за работу, родной! –
Но даже и труд обернётся сначала
К Ванюшке нарядной своей стороной:
Он видит как поле отец удобряет,
Как в рыхлую землю бросает зерно,
Как поле потом зеленеть начинает,
Как колос растёт, наливает зерно.
Готовую жатву подрежут серпами,
В снопы перевяжут, на ригу свезут,
Просушат, колотят-колотят цепами,
На мельнице смелют и хлеб испекут.
Отведает свежего хлебца ребёнок
И в поле охотней бежит за отцом.
Навьют ли сенца: «полезай, пострелёнок!»
Ванюша в деревню въезжает царём…

Однако же зависть в дворянском дитяти
     Посеять нам было бы жаль.
И так, обернуть мы обязаны кстати
     Другой стороною медаль.
Положим, крестьянский ребёнок свободно
     Растёт, не учась ничему,
Но вырастет он, если Богу угодно,
А сгибнуть ничто не мешает ему.
Положим, он знает лесные дорожки,
Гарцует верхом, не боится воды,
Зато беспощадно едят его мошки,
Зато ему рано знакомы труды.

Однажды, в студёную зимнюю пору
Я из лесу вышел; был сильный мороз.
Гляжу – подымается медленно в гору
Лошадка, везущая хворосту воз.
И шествуя важно, в спокойствии чинном,
Лошадку ведёт под уздцы мужичок
В больших сапогах, в полушубке овчинном,
В больших рукавицах… а сам с ноготок!
– Здорово, парнище! – «Ступай себе мимо!»
– Уж больно ты грозен, как я погляжу!
Откуда дровишки? – «Из лесу, вестимо;
Отец, слышишь, рубит, а я отвожу».
(В лесу раздавался топор дровосека).
— А что, у отца-то большая семья? –
«Семья-то большая, да два человека
Всего мужиков-то: отец мой да я…»
– Так вон оно что! А как звать тебя? – «Власом».
– А кой тебе годик? – «Шестой миновал…
Ну, мёртвая!» – крикнул малюточка басом,
Рванул под уздцы и быстрей зашагал…
На эту картину так солнце светило,
Ребёнок был так уморительно мал,
Как будто всё это картонное было,
Как будто бы в детский театр я попал.
Но мальчик был мальчик живой, настоящий,
И дровни, и хворост, и пегонький конь,
И снег до окошек деревни лежащий,
И зимнего солнца холодный огонь –
Всё, всё настоящее русское было,
С клеймом нелюдимой, мертвящей зимы,
Что русской душе так мучительно мило,
Что русские мысли вселяет в умы, –
Те честные мысли, которым нет доли,
Которым нет смерти – дави не дави
В которых так много и злобы и боли,
В которых так много любви!

     Играйте же, дети! Растите на воле!
На то вам и красное детство дано,
Чтоб вечно любить это скудное поле,
Чтоб вечно вам милым казалось оно.
Храните своё вековое наследство,
     Любите свой хлеб трудовой –
И пусть обаянье поэзии детства
Проводит вас в недра землицы родной!..

Теперь нам пора возвратиться к началу.
Заметив, что стали ребята смелей, –
– Ай! воры идут! – закричал я Фингалу;
– Украдут, украдут! Ну прячь поскорей! –
Фингалушка скорчил серьёзную мину,
Под сено пожитки мои закопал,
С особым стараньем припрятал дичину,
У ног моих лёг – и сердито рычал.
Обширная область собачьей науки
Ему в совершенстве знакома была:
Он начал такие выкидывать штуки,
Что публика с места сойти не могла.
Дивятся, хохочут! Уж тут не до страха!
Командуют сами! – Фингалка, умри!
– «Не засти, Сергей! Не толкайся, Кузяха!
Смотри – умирает — смотри!»
Я сам наслаждался, валяясь на сене,
Их шумным весельем. Вдруг стало темно
В сарае: так быстро темнеет на сцене,
Когда разразиться грозе суждено.
И точно: удар прогремел над сараем,
В сарай полилась дождевая река,
Актёр залился оглушительным лаем,
     А зрители дали стречка!
Широкая дверь отперлась, заскрипела,
Ударилась в стену, опять заперлась.
Я выглянул: тёмная туча висела
     Над нашим театром как раз;
Под крупным дождём ребятишки бежали
Босые к деревне своей…
Мы с верным Фингалом грозу переждали
     И вышли искать дупелей.
1861
Источник: Н.А.Некрасов. Полное собрание сочинений в восьми томах. – М.: Художественная литература, 1965. – Т. 2, с. 13–20.


В ДОРОГЕ[12]

— «Скучно! скучно!.. Ямщик удалой,
Разгони чем-нибудь мою скуку!
Песню, что ли, приятель, запой
Про рекрутский набор и разлуку;
Небылицей какой посмеши
Или, что ты видал, расскажи —
Буду, братец, за всё благодарен».

— Самому мне невесело, барин:
Сокрушила злодейка жена!..
Слышь ты, смолоду, сударь, она
В барском доме была учена
Вместе с барышней разным наукам,
Понимаешь-ста, шить и вязать,
На варгане играть[13] и читать —
Всем дворянским манерам и штукам.
Одевалась не то, что у нас
На селе сарафанницы наши,
А, примерно представить, в атлас;
Ела вдоволь и меду и каши.
Вид вальяжный[14] имела такой,
Хоть бы барыне, слышь ты, природной,
И не то что наш брат крепостной,
Тоись, сватался к ней благородной
(Слышь, учитель-ста врезамшись был,
Баит кучер, Иваныч Торопка), —
Да, знать, счастья ей Бог не судил:
Не нужна-ста в дворянстве холопка!

Вышла замуж господская дочь,
Да и в Питер… А справивши свадьбу,
Сам-ат, слышь ты, вернулся в усадьбу,
Захворал и на Троицу в ночь
Отдал Богу господскую душу,
Сиротинкой оставивши Грушу…
Через месяц приехал зятёк —
Перебрал по ревизии души[15]
И с запашки ссадил на оброк,
А потом добрался и до Груши.
Знать, она согрубила ему
В чем-нибудь, али напросто тесно
Вместе жить показалось в дому,
Понимаешь-ста, нам неизвестно, —
Воротил он её на село —
Знай-де место свое ты, мужичка!
Взвыла девка — крутенько пришло:
Белоручка, вишь ты, белоличка!

Как на грех, девятнадцатый год
Мне в ту пору случись… посадили
На тягло[16] — да на ней и женили…
Тоись, сколько я нажил хлопот!
Вид такой, понимаешь, суровой…
Ни косить, ни ходить за коровой!..
Грех сказать, чтоб ленива была,
Да, вишь, дело в руках не спорилось!
Как дрова или воду несла,
Как на барщину шла — становилось
Инда жалко подчас… да куды! —
Не утешишь её и обновкой:
То натерли ей ногу коты,[17]
То, слышь, ей в сарафане неловко.
При чужих и туда и сюда,
А украдкой ревёт как шальная…
Погубили её господа,
А была бы бабенка лихая!

На какой-то патрет всё глядит
Да читает какую-то книжку…
Инда страх меня, слышь ты, щемит,
Что погубит она и сынишку:
Учит грамоте, моет, стрижет,
Словно ба́рченка, каждый день чешет,
Бить не бьет — бить и мне не дает…
Да недолго пострела потешит!
Слышь, как щепка худа и бледна,
Ходит, тоись, совсем через силу,
В день двух ложек не съест толокна —
Чай, свалим через месяц в могилу…
А с чего?.. Видит Бог, не томил
Я её безустанной работой…
Одевал и кормил, без пути не бранил,
Уважал, тоись, вот как, с охотой…
А, слышь, бить — так почти не бивал,
Разве только под пьяную руку…

— «Ну, довольно, ямщик! Разогнал
Ты мою неотвязную скуку!..»
1845
Источник: Некрасов Н. А. Полное собрание сочинений и писем в 15 томах. — Л.: «Наука», Ленинградское отделение, 1981. — Т. 1. Стихотворения 1838—1855 гг.

Примечания

1. Зеленый Шум – впервые опубликовано: С, 1863, N 3, с. 143-144, с подписью: "Н. Некрасов".
Зеленый Шум – так народ называет пробуждение природы весной. (Прим. Н.А.Некрасова.)
Стихотворение датируется концом 1862 или началом 1863 г.
Образ "зеленого шума" заимствован поэтом из игровой песни украинских девушек, напечатанной в "Русской беседе" (1856, Л"" 1, с. 77). Образная структура стихотворения в некоторых существенных элементах восходит, как установлено, к прозаическому комментарию, которым сопроводил песню проф. М. А. Максимович. В комментарии говорилось: "...в этом зеленом шуме девчат отозвался Днепр, убирающийся в зелень своих лугов и островов, шумящий в весеннем разливе своем и дающий тогда полное приволье рыболовству. В одно весеннее утро я видел здесь, что и воды Днепра, и его песчаная Белая коса за Шумиловкою, и самый воздух над ними - все было зелено... В то утро дул порывистый горишний, т. е. верховой, ветер; набегая на прибрежные ольховые кусты, бывшие тогда в цвету, он поднимал с них целые облака зеленоватой цветочной пыли и развевал ее по всему полуденному небосклону" (Максимович М. А. Собр. соч., т. 2. Киев, 1877, с. 479). В цитате выделены слова, использованные Некрасовым (см.: Абрамов И. С. Происхождение стихотворения Некрасова "Зеленый шум". - В кн.: Звенья, V. М.-Л., 1935, с. 467-477).
В этом стихотворении Некрасовым найдена та строфическая и ритмическая структура, которая вскоре была использована в поэме "Кому на Руси жить хорошо".
Стихотворение многократно положено на музыку (Г. А. Маренич, 1878; П. И. Бларамберг, 1886 (под названием "Весенняя песня"); И. И. Рачинский, 1896; С. В. Рахманинов, 1902; Э. К. Розенов, 1904; С. В. Панченко, 1909; П. Г. Чесноков, 1910; М. Д. Кетриц, 1912; Г. Э. Ланэ, 1915; Н. И. Яковлев, 1957). (вернуться)

2. ...ветер верховой... – согласно пояснению В. И. Даля (Даль, т. I, с. 185), в районах Поволжья северо-западный ветер. (вернуться)

3. Типу́н – болезненный хрящеватый нарост на кончике языка у птиц.
"Типун тебе на язык" – шутливое пожелание болтуну, говорящему то, что не следует (разг.). (вернуться)

4. Сам-дру́г – вдвоем, на пару (обл.). (вернуться)

5. Крестьянские дети – впервые опубликовано: Время, 1861, N 10, с. 356-363, с посвящением: "О. С. <Черныше>вской", с цензурным искажением ст. 201-202.
Датируется 1861 г. на основании автографа.
Между листами 33-34 альбома О. С. Чернышевской (ЦГАЛИ, ф. 1, он. 2, ед. хр. 117) имеется карандашный автограф Некрасова на отдельном листке: "Обязуюсь написать Ольге Сократовне Чернышевской стихотворение ко дню ее ангела 11 июля, коего содержанием будут красоты природы в пределах Ярославской губернии. Ник. Некрасов. 14 мая 1861. СПб". Результатом этого обещания стало стихотворение "Крестьянские дети". Возможно, замысел стихотворения относится к 1856 г., если дата в Ст 1864 не является опечаткой.
Стихотворение "Крестьянские дети" – лиро-эпическое произведение, в котором отразились чувства и переживания поэта при посещении родных мест, где прошли его детские и юношеские годы, его впечатления от встречи с деревенскими ребятишками, раздумья о судьбе сельских тружеников, об их нуждах и заботах, о том, в каких условиях растут и воспитываются их дети, и о том, что ожидает их в будущем. Обо всем этом автор размышляет не умозрительно, а исходя из собственного жизненного опыта, из своих собственных наблюдений над жизнью народа. Отсюда появляются в стихотворении воспоминания о своем собственном детстве, которое прошло в тесном общении с деревенской детворой. Автору близки и понятны интересы его маленьких друзей. Ведь с такими же, как и они, он в свое время совершал «грибные набеги», охотился и рыбачил, как и они, присматривался к «рабочего звания» людям, сновавшим по большой дороге, пролегавшей невдалеке от дома, где он жил когда-то, следил, как орудуют инструментами мастеровые, жадно прислушивался к рассказам бывалых людей: «Про Киев, про турку, про чудных зверей», погружаясь в мир странствующей Руси, с ее бескрайними дорогами (напомним, что дорога — один из важнейших образов поэзии Некрасова, проходящий через все его творчество, начиная со стихотворения «В дороге» и кончая поэмой «Кому на Руси жить хорошо»), а также в поэтический мир народного быта и верований простого народа.
В «Крестьянских детях», как и во многих других произведениях Некрасова, просматриваются три временны«х пласта. Здесь и настоящее (первая и заключительная сцены стихотворения), и прошлое (воспоминания о собственном детстве), и размышления о будущем, о вечной привязанности русского человека к родной земле, о необходимости сберечь в душе «вековое наследство» и любовь к труду (oб этом позднее пойдет речь в стихотворении «Железная дорога»). Такое построение позволило поэту расширить временное пространство произведения, воспроизвести широкое полотно народной жизни и передать свою веру в неиссякаемые и могучие силы народа.
Нельзя не обратить внимания на смену настроений автора-рассказчика, переход их от жизнерадостного восприятия увиденного вокруг к грусти и печальным размышлениям о трудной судьбе деревенских ребятишек (им «рано знакомы труды»), а затем снова к ощущению радостного восторга при созерцании шумного веселья детворы.
В стихотворении проявилось умение Некрасова-рассказчика без видимых усилий и напряжения вести повествование, чередуя изображение живых, полных движения и жизни сцен и картин с авторскими раздумьями.
Особо следует сказать о характере рассказчика, о его отношении к крестьянским детям, о том, как меняется тональность его простодушного, задушевного и одновременно очень заинтересованного повествования, как поэт постепенно приобщает читателей к заботам и тревогам жизни деревенских тружеников, как умеет заставить полюбить бесхитростную, полную внутренней красоты и силы народную жизнь и свою родину. (вернуться)

6. У бар бороды не бывает — усы. – в описываемое Некрасовым время дворянам и чиновникам не разрешалось носить бороду. (вернуться)

7. Гаврила – речь идет о крестьянине Гавриле Яковлевиче Захарове, с которым Некрасов часто ходил на охоту. Ему поэт посвятил свою поэму «Коробейники». (вернуться)

8. У нас же дорога большая была... – имеется в виду тракт из Костромы в Ярославль, проходивший неподалеку от села Грешнево, где прошло детство Некрасова. (вернуться)

9. Шерстобит – ремесленник, который приготовляет шерсть для прядения и валяния, а также изготовляет некоторые изделия из шерсти (например, валенки). (вернуться)

10. Лава – плот или мостки, перекинутые через реку. (вернуться)

11. Ловить лукошком лошадку – подманивать лукошком с овсом. (вернуться)

12. В дороге– стихотворение написано в 1845, опубликовано в 1846 году. Восторженный отзыв В.Г.Белинского.
Это произведение — одно из первых стихотворений Некрасова, посвященных судьбе русской женщины-крестьянки. По своей композиции оно в известной степени восходит к народным ямщицким песням. Однако «В дороге» — это не столько песня, сколько рассказ, и рассказ не совсем обычный для поэтического произведения, так как в нем идет речь о судьбе двух конкретных людей — ямщика и его жены Груши, а также намечена (правда, в самых общих чертах) и третьего — «барина»-седока.
Центральное место в стихотворении занимает рассказ ямщика о своей «злодейке-жене» Груше, которая смолоду воспитывалась в помещичьем доме, а затем по прихоти нового барина была возвращена обратно в деревню («Воротил он ее на село — / Знай-де место свое ты, мужичка!»). Не по силам оказался для Груши тяжелый крестьянский труд, хотя изо всех сил старалась она выполнять все то, что положено деревенским труженикам. Но страдает Груша не столько от непосильной работы, сколько от сознания своего бесправного положения и оттого, что не вправе распоряжаться своей судьбой. Ямщик сначала не понимает, отчего чахнет и угасает его жена. Ведь не томил он ее «безустанной работой», «без пути не бранил», «уважал». И неожиданно его осенила мысль, что «погубили ее господа», что она стала жертвой помещичьего произвола.
Как уже отмечалось, особенностью стихотворения «В дороге» является то, что в нем представлена не только трагическая судьба Груши, но и содержится рассказ ямщика о своей несчастливо сложившейся жизни, о которой он поведал «барину». Через него Некрасов попытался раскрыть внутренний мир человека из народа. Именно его сознание, восприятие жизни и стремление понять происходящее вокруг привлекло внимание поэта. Это позволило ему погрузить читателя в народную жизнь, лучше понять и почувствовать ее.
Несколько иная роль отведена в произведении «барину»-седоку, который предстает перед нами как человек страдающий. Его что-то тревожит и томит «неотвязная скука». Чем это вызвано, мы не знаем. Можно только предположить, что речь идет не просто о его плохом настроении. Его «скука» и печаль, по всей вероятности, вызваны раздумьями не только о себе, но и от созерцания того, с чем ему приходилось сталкиваться в окружающей его жизни.
Это, вне всякого сомнения, было близко и самому Некрасову. Однако в отличие от «барина» поэт-автор мыслит масштабнее. И хотя сам он ничего не говорит (в стихотворении нет авторской речи), но, по словам Б. О. Кормана, его сознание «вмещает... и мир „барина“ и мир „ямщика“». По верному замечанию Н. Н. Скатова, чувство страдания отчетливо выражено в стихотворении, прочувствовано Некрасовым «вдвойне или даже втройне: оно и от горя мужика, которого „сокрушила злодейка-жена“, и от необходимости и неосознанного „злодейства“ самого мужика, и от горя несчастной Груши, и от горя народной жизни».
К этому можно добавить, что, стремясь подчеркнуть достоверность изображаемых в стихотворении событий, Некрасов широко использует в нем живую крестьянскую речь с ее просторечными словами и выражениями («слышь-ты», «понимаешь-ста», «примерно представить», «тоись», «врезамшись» и др.). (вернуться)

13. На варгане играть. – варган — народный музыкальный инструмент (см.: В. И. Даль. — Т. 1. С. 165). В данном случае выражение «на варгане играть» означает — играть на музыкальных инструментах. (вернуться)

14. Вальяжный – представительный, видный. (вернуться)

15. Перебрал по ревизии души... – проверил списки своих крепостных крестьян. (вернуться)

16. Тя́гло – единица обложения крестьян повинностями (оброк или барщина) в пользу помещика. (вернуться)

17. Кóты – теплые женские полусапожки. (вернуться)