М.Ю.Лермонтов. Из стихотворений 1837 – 1839 гг.


Михаил Юрьевич Лермонтов
(1814–1841)

Из стихотворений 1837 – 1839 гг.
 

  БОРОДИНО [1]

«Скажи-ка, дядя, ведь не даром
Москва, спаленная пожаром,
      Французу отдана?
Ведь были ж схватки боевые?
Да, говорят, еще какие!
Недаром помнит вся Россия
      Про день Бородина!»

– Да, были люди в наше время,
Не то, что нынешнее племя:
      Богатыри – не вы!
Плохая им досталась доля:
Немногие вернулись с поля...
Не будь на то господня воля,
      Не отдали б Москвы!

Мы долго молча отступали,
Досадно было, боя ждали,
      Ворчали старики:
«Что ж мы? на зимние квартиры[2]?
Не смеют что ли командиры
Чужие изорвать мундиры
      О русские штыки?»

И вот нашли большое поле:
Есть разгуляться где на воле!
      Построили реду́т[3].
У наших ушки на макушке!
Чуть утро осветило пушки
И леса синие верхушки –
      Французы тут как тут.

Забил заряд я в пушку туго
И думал: угощу я друга!
      Постой-ка, брат, мусью́!
Что тут хитрить, пожалуй к бою;
Уж мы пойдем ломить стеною,
Уж постоим мы головою
      За родину свою!

Два дня мы были в перестрелке.
Что толку в этакой безделке?
      Мы ждали третий день.
Повсюду стали слышны речи:
«Пора добраться до карте́чи![4

И вот на поле грозной се́чи
      Ночная пала тень.

Прилег вздремнуть я у лафе́та[5],
И слышно было до рассвета,
      Как ликовал француз.
Но тих был наш бива́к[6] открытый:
Кто ки́вер[7] чистил весь избитый,
Кто штык точил, ворча сердито,
      Кусая длинный ус.

И только небо засветилось,
Всё шумно вдруг зашевелилось,
      Сверкнул за строем строй.
Полковник наш рожден был хватом:
Слуга царю, отец солдатам...
Да, жаль его: сражен була́том[8],
      Он спит в земле сырой.

И молвил он, сверкнув очами:
«Ребята! не Москва ль за нами?
      Умремте ж под Москвой,
      Как наши братья умирали!»
И умереть мы обещали,
И клятву верности сдержали
      Мы в Бородинский бой.

Ну ж был денек! Сквозь дым летучий
Французы двинулись, как тучи,
      И всё на наш редут.
Ула́ны с пестрыми значками,
Драгу́ны с конскими хвостами[9],
Все промелькнули перед нами,
       Все побывали тут.

Вам не видать таких сражений!..
Носились знамена, как тени,
      В дыму огонь блестел,
Звучал булат, картечь визжала,
Рука бойцов колоть устала,
И ядрам пролетать мешала
      Гора кровавых тел.

Изведал враг в тот день немало,
Что значит русский бой удалый,
      Наш рукопашный бой!..
Земля тряслась – как наши груди,
Смешались в кучу кони, люди,
И залпы тысячи орудий
      Слились в протяжный вой...

Вот смерклось. Были все готовы
Заутра бой затеять новый
      И до конца стоять...
Вот затрещали барабаны –
И отступили басурманы[10].
Тогда считать мы стали раны,      
 Товарищей считать.

Да, были люди в наше время,
Могучее, лихое племя:
      Богатыри – не вы.
Плохая им досталась доля:
Не многие вернулись с поля.
Когда б на то не божья воля,
      Не отдали б Москвы!
1837 (стр. 80-83)




СМЕРТЬ ПОЭТА [11]

Погиб поэт! – невольник чести[12] –
Пал, оклеветанный молвой,
С свинцом в груди и жаждой мести,
Поникнув гордой головой[13]!..
Не вынесла душа поэта
Позора мелочных обид,
Восстал он против мнений света[14]
Один как прежде... и убит!
Убит!.. к чему теперь рыданья,
Пустых похвал ненужный хор,
И жалкий лепет оправданья?
Судьбы свершился приговор!
Не вы ль сперва так злобно гнали
Его свободный, смелый дар
И для потехи раздували
Чуть затаившийся пожар?
Что ж? веселитесь... – он мучений
Последних вынести не мог:
Угас, как све́точ[15], дивный гений,
Увял торжественный венок.

Его убийца хладнокровно
Навел удар... спасенья нет:
Пустое сердце бьется ровно,
В руке не дрогнул пистолет.
И что за диво?.. издалёка,
Подобный сотням беглецов,
На ловлю счастья и чинов
Заброшен к нам по воле рока;
Смеясь, он дерзко презирал
Земли чужой язык и нравы;
Не мог щадить он нашей славы;
Не мог понять в сей миг кровавый,
На что́ он руку поднимал!..

       И он убит – и взят могилой,
       Как тот певец, неведомый, но милый[16],
              Добыча ревности глухой,
       Воспетый им с такою чудной силой,
Сраженный, как и он, безжалостной рукой.

Зачем от мирных нег и дружбы простодушной[17]
Вступил он в этот свет завистливый и душный
Для сердца вольного и пламенных страстей?
Зачем он руку дал клеветникам ничтожным,
Зачем поверил он словам и ласкам ложным,
Он, с юных лет постигнувший людей?..

И прежний сняв венок – они венец терновый[18],
Увитый ла́врами, надели на него:
       Но иглы тайные сурово
       Язвили славное чело[19];
Отравлены его последние мгновенья
Коварным шёпотом насмешливых невежд,
       И умер он – с напрасной жаждой мщенья,
С досадой тайною обманутых надежд.
       Замолкли звуки чудных песен,
       Не раздаваться им опять:
       Приют певца угрюм и тесен,
       И на устах его печать.
          _____

       А вы, надменные потомки[20]
Известной подлостью прославленных отцов,
Пятою рабскою поправшие обломки
Игрою счастия обиженных родов!
Вы, жадною толпой стоящие у трона,
Свободы, Гения и Славы палачи!
       Таитесь вы под сению закона,
       Пред вами суд и правда – всё молчи!..
Но есть и божий суд, наперсники[21] разврата!
       Есть грозный суд: он ждет;
       Он не доступен звону злата,
И мысли и дела он знает наперед.
Тогда напрасно вы прибегнете к злословью:
       Оно вам не поможет вновь,
И вы не смоете всей вашей черной кровью
       Поэта праведную кровь!
1837 (стр. 84–86)




УЗНИК [22]

Отворите мне темницу,
Дайте мне сиянье дня,
Черноглазую девицу,
Черногривого коня.
Я красавицу младую
Прежде сладко поцелую,
На коня потом вскочу,
В степь, как ветер, улечу.

Но окно тюрьмы высоко,
Дверь тяжелая с замком;
Черноокая далеко,
В пышном тереме[23] своем;
Добрый конь в зеленом поле
Без узды, один, по воле
Скачет весел и игрив,
Хвост по ветру распустив.

Одинок я – нет отрады:
Стены голые кругом,
Тускло светит луч лампады
Умирающим огнем;
Только слышно: за дверями,
Звучно-мерными шагами,
Ходит в тишине ночной
Безответный часовой.
1837 (стр. 89–90)



КИНЖАЛ [24]

Люблю тебя, булатный[25] мой кинжал,
Товарищ светлый и холодный.
Задумчивый грузин на месть тебя ковал,
На грозный бой точил черкес свободный.

Лилейная[26] рука тебя мне поднесла
В знак памяти, в минуту расставанья,
И в первый раз не кровь вдоль по тебе текла,
Но светлая слеза – жемчужина страданья.

И черные глаза, остановясь на мне,
Исполненны таинственной печали,
Как сталь твоя при трепетном огне,
То вдруг тускнели, – то сверкали.

Ты дан мне в спутники, любви залог немой,
И страннику в тебе пример не бесполезный:
Да, я не изменюсь и буду тверд душой,
Как ты, как ты, мой друг железный.
1838 (стр. 108)



ДУМА [27]

Печально я гляжу на наше поколенье!
Его грядущее – иль пусто, иль темно,
Меж тем, под бременем познанья и сомненья,
         В бездействии состарится оно.
         Богаты мы, едва из колыбели,
Ошибками отцов и поздним их умом,
И жизнь уж нас томит, как ровный путь без цели,
         Как пир на празднике чужом.
       К добру и злу постыдно равнодушны,
В начале поприща мы вянем без борьбы;
Перед опасностью позорно-малодушны,
И перед властию – презренные рабы.
         Так тощий плод, до времени созрелый,
Ни вкуса нашего не радуя, ни глаз,
Висит между цветов, пришлец осиротелый,
И час их красоты – его паденья час!

Мы иссушили ум наукою бесплодной,
Тая завистливо от ближних и друзей
Надежды лучшие и голос благородный
         Неверием осмеянных страстей.
Едва касались мы до чаши наслажденья,
         Но юных сил мы тем не сберегли;
Из каждой радости, бояся пресыщенья,
         Мы лучший сок навеки извлекли.

Мечты поэзии, создания искусства
Восторгом сладостным наш ум не шевелят;
Мы жадно бережем в груди остаток чувства –
Зарытый скупостью и бесполезный клад.
И ненавидим мы, и любим мы случайно,
Ничем не жертвуя ни злобе, ни любви,
И царствует в душе какой-то холод тайный,
         Когда огонь кипит в крови.
И предков скучны нам роскошные забавы,
Их добросовестный, ребяческий разврат;
И к гробу мы спешим без счастья и без славы,
         Глядя насмешливо назад.

Толпой угрюмою и скоро позабытой,
Над миром мы пройдем без шума и следа,
Не бросивши векам ни мысли плодовитой,
         Ни гением начатого труда.
И прах[28] наш, с строгостью судьи и гражданина,
Потомок оскорбит презрительным стихом,
Насмешкой горькою обманутого сына
         Над промотавшимся отцом.
1838 (стр. 113–114)



ПОЭТ [29]

Отделкой золотой блистает мой кинжал;
        Клинок надежный, без порока;
Булат[30] его хранит таинственный закал, –
        Наследье бранного[31] востока.

Наезднику в горах служил он много лет,
        Не зная платы за услугу;
Не по одной груди провел он страшный след
        И не одну прорвал кольчугу[32].

Забавы он делил послушнее раба,
        Звенел в ответ речам обидным.
В те дни была б ему богатая резьба
        Нарядом чуждым и постыдным.

Он взят за Тереком отважным казаком
        На хладном трупе господина,
И долго он лежал заброшенный потом
        В походной лавке армянина.

Теперь родных ножон, избитых на войне,
        Лишен героя спутник бедный;
Игрушкой золотой он блещет на стене –
        Увы, бесславный и безвредный!

Никто привычною, заботливой рукой
        Его не чистит, не ласкает,
И надписи его, молясь перед зарей,
        Никто с усердьем не читает...
________

В наш век изнеженный не так ли ты, поэт,
        Свое утратил назначенье,
На злато променяв ту власть, которой свет[33]
        Внимал в немом благоговенье?

Бывало, мерный звук твоих могучих слав
        Воспламенял бойца для битвы;
Он нужен был толпе, как чаша для пиров,
        Как фимиам[34] в часы молитвы.

Твой стих, как божий дух, носился над толпой;
        И отзыв мыслей благородных
Звучал, как колокол на башне вечевой[35],
        Во дни торжеств и бед народных.

Но скучен нам простой и гордый твой язык; –
        Нас тешат блестки и обманы;
Как ветхая краса, наш ветхий мир привык
        Морщины прятать под румяны...

Проснешься ль ты опять, осмеянный пророк[36]?
        Иль никогда на голос мщенья
Из золотых ножон не вырвешь свой клинок,
        Покрытый ржавчиной презренья?
1838 (стр. 118–119)



МОЛИТВА [37]

В минуту жизни трудную
Теснится ль в сердце грусть:
Одну молитву чудную
Твержу я наизусть.

Есть сила благодатная
В созвучьи слов живых,
И дышит непонятная,
Святая прелесть в них.

С души как бремя скатится,
Сомненье далеко –
И верится, и плачется,
И так легко, легко...
1839 (стр. 127)



На буйном пиршестве задумчив он сидел... [38]

На буйном пиршестве задумчив он сидел
Один, покинутый безумными друзьями,
И в даль грядущую, закрытую пред нами,
Духовный взор его смотрел.

И помню я, исполнены печали,
Средь звона чаш, и криков, и речей,
И песен праздничных, и хохота гостей
Его слова пророчески звучали.
1839 (стр. 134)

Источник: Лермонтов М. Ю. Сочинения: В 6 т. – М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1954–1957. Т. 2. Стихотворения, 1832–1841. – 1954.


 
 
 
 
 
 
М.Ю.Лермонтов в ментике лейб-гвардии Гусарского полка. Портрет работы П.Е.Заболотского. 1837.
 
Иллюстрации к уроку по стихотворению Лермонтова "Бородино"
 
 
Лермонтов в воспоминаниях современников
 
Картины, акварели и рисунки Лермонтова

1. Стихотворение "Бородино" – впервые напечатано в «Современнике» (1837, т. 6, стр. 207–211). В «Стихотворениях» 1840 года датировано 1837 годом.
В 1837 году исполнялось 25 лет со времени Отечественной войны 1812 года. (См. Иллюстрации к уроку по стихотворению Лермонтова "Бородино") В связи с этим Лермонтов обращается к одному из наиболее драматических и важных моментов этой войны – к Бородинскому сражению, которому еще в 1831 году посвятил стихотворение «Поле Бородина». На основе этого юношеского произведения Лермонтов создает теперь глубоко народное по форме и содержанию «Бородино». В этом стихотворении отразились размышления поэта о роли народа в великом событии национальной истории, о прошлом и настоящем России. Белинский писал, что основная идея «Бородино» – «жалоба на настоящее поколение, дремлющее в бездействии, зависть к великому прошедшему, столь полному славы и великих дел... Это стихотворение отличается простотою, безыскуственностию: в каждом слове слышите солдата, язык которого, не переставая быть грубо простодушным, в то же время благороден, силен я полон поэзии» (Белинский, т. 6, 1903, стр. 23). (вернуться)

2. Зимние квартиры – место расположения войск зимою ( воен. ). (вернуться)

3. Реду́т – полевое укрепление. (вернуться)

4. Карте́чь – артиллерийский снаряд, рассчитанный на короткую дистанцию и наполненный пулями, широко рассеивающимися при выстреле (воен.). (вернуться)

5. Лафе́т – станок артиллерийского орудия, на нём укрепляется ствол пушки. (вернуться)

6. Бива́к – стоянка войск под открытым небом. (вернуться)

7. Ки́вер – высокий головной убор военных. (вернуться)

8. Була́т – то есть булатное (стальное) оружие, сабля. (вернуться)

9. Ула́ны с пестрыми значками, Драгу́ны с конскими хвостами – речь идет о французской кавалерии: уланы были вооружены пиками, к которым привязывались матерчатые флажки наподобие флюгеров; к каскам драгун прикреплялись конские хвосты для защиты от сабельных ударов. (вернуться)

10. Басурманы – здесь: враги. (вернуться)

11. Стихотворение "Смерть Поэта" – впервые опубликовано под заглавием «На смерть Пушкина» в «Полярной звезде» на 1856 год (Лондон, 1858, кн. 2, стр. 33–35). В копии, приложенной к «Делу о непозволительных стихах...», имеется дата создания «28 генваря 1837 г.», что не отвечает действительности, так как стихотворение могло быть написано только после смерти Пушкина (Пушкин умер 29 января 1837 года).
В некоторых списках стихотворения (в том числе и в копии, приложенной к «Делу о непозволительных стихах...») имеется следующий эпиграф: "Отмщенья, государь, отмщенья! Паду к ногам твоим; Будь справедлив и накажи убийцу, Чтоб казнь его в позднейшие века Твой правый суд потомству возвестила, Чтоб видели злодеи в ней пример." Эпиграф взят из трагедии французского писателя Ротру «Венцеслав» в переделке А. Жандра (во французском тексте есть аналогичный монолог в V сцене IV акта).
Убийство Пушкина вызвало глубокое возмущение среди передовой части русского общества, и стихи Лермонтова, в которых он клеймил убийцу великого поэта и способствовавших подготовке дуэли представителей высшего света, еще в первоначальной редакции (без последних 16 стихов) быстро разошлись по городу в многочисленных списках. И.И.Панаев писал, что «стихи Лермонтова на смерть поэта переписывались в десятках тысяч экземпляров, перечитывались и выучивались наизусть всеми» (И.И.Панаев. Литературные воспоминания. ГИХЛ, 1950, стр. 96).
Правительственные круги и реакционная часть светского общества защищали Дантеса и распускали клеветнические слухи о Пушкине. С. А. Раевский писал в своих показаниях, что к больному Лермонтову приехал его двоюродный брат, камер-юнкер Н.А.Столыпин, и, передавая мнения этих кругов, «отзывался о Пушкине невыгодно, говорил, что он себя неприлично вел среди людей большого света, что Дантес обязан был поступить так, как поступил... настаивал, что иностранцам дела нет до поэзии Пушкина, что дипломаты свободны от влияния законов, что Дантес и Геккерн, будучи знатные иностранцы, не подлежат ни законам, ни суду русскому...».
В ответ на эти толки Лермонтов и написал дополнительные 16 стихов, которые также быстро разошлись и имели еще больший успех. Политическая острота стихотворения, гневное обличение придворной аристократии вызвало недовольство правительства. И когда Николай I получил копию стихотворения с надписью «Воззвание к революции», против Лермонтова и Раевского, участвовавшего в распространении стихов, было начато дело. 21 февраля 1837 года они были арестованы. 25 февраля Николай I отдал приказ: «Лейб-гвардии гусарского полка корнета Лермонтова перевесть тем же чином в Нижегородский драгунский полк, и губернского секретаря Раевского выдержать под арестом на гауптвахте один месяц и потом отправить в Олонецкую губернию на службу, по усмотрению тамошнего гражданского губернатора». Таким образом, Лермонтов был сослан на Кавказ в действующую армию. См. страницу "Лермонтов в Петербурге" .
Необычен характер лермонтовского стихотворения: сочетание элегического и ораторского начал. Отзвуки пушкинских тем и образов придают особую убедительность позиции Лермонтова как наследника пушкинской музы. (вернуться)

12. «невольник чести» – цитата из поэмы Пушкина «Кавказский пленник». (вернуться)

13. «Поникнув гордой головой» – реминисценция стихотворения «Поэт». (вернуться)

14. Свет – (иноск.) высший свет, избранное (выдающееся по своему положению) общество. (вернуться)

15. Све́точ – (устар.) большая свеча, факел. (вернуться)

16. «Как тот певец неведомый, но милый» – и далее Лермонтов вспоминает о Владимире Ленском (из «Евгения Онегина»). (вернуться)

17. «Зачем от мирных нег и дружбы простодушной» – и след. близки к элегии Пушкина «Андрей Шенье» («Зачем от жизни сей, ленивой и простой, Я ринулся туда, где ужас роковой...»). (вернуться)

18. "венец терновый" – иносказательно: символ страдания. В Евангелиях Нового Завета говорится о колючем венце из тёрна (терновника), который надели на голову Иисуса римские воины перед его казнью на кресте (от Матфея, гл. 27, ст. 29; от Марка, гл. 15, ст. 17; от Иоанна, гл. 19, ст. 2): «И воины, сплетши венец из тёрна, возложили Ему на голову». (вернуться)

19. Чело́ – лоб. (вернуться)

20. Концовка стихотворения (дополнительные 16 стихов) перекликается с «Моей родословной» Пушкина (характеристика новой знати). (вернуться)

21. Наперсник (устар. от перси - грудь) любимец, пользующийся особым доверием и благосклонностью кого-л. (вернуться)

22. Стихотворение "Узник" – впервые напечатано в «Одесском альманахе» на 1840 год (Одесса, 1839, стр. 567–568). В «Стихотворениях» 1840 года датировано 1837 годом.
По воспоминаниям А. П. Шан-Гирея, это произведение было написано в феврале 1837 года, когда Лермонтов сидел под арестом за стихотворение «Смерть поэта». «Мише́ль велел завертывать хлеб в серую бумагу и на этих клочках с помощью вина, печной сажи и спички написал несколько пьес, а именно: „Когда волнуется желтеющая нива“, „Я, матерь божия, ныне с молитвою“, „Кто б ни был ты, печальный мой сосед“, и переделал старую пьесу „Отворите мне темницу“, прибавив к ней последнюю строфу: "Но окно тюрьмы высоко“» («Русск. обозрение», 1890, т. 4, № 8, стр. 740).
После переработки от стихотворения 1832 года «Желание», которое легло в основу «Узника», неизменными остались только первые четыре стиха. Отдельные части стихотворения в несколько измененном виде бытовали в народно-песенном обиходе еще в начале 20-х годов 20-го века. (вернуться)

23. Терем – высокий дом в виде башни, дворец, а также шатровая сень такого здания. (вернуться)

24. Стихотворение "Кинжал" – датируется предположительно 1838 годом, так как находится на одном листе с посвящением к «Казначейше», написанным, видимо, в начале этого года.
В копии первоначальное заглавие стихотворения «Подарок» зачеркнуто и заменено названием «Кинжал». В литературе отмечается общность темы и образов данного стихотворения с одноименным стихотворением Пушкина (Соч. изд. «Academia», т. 2, стр. 192–193). (вернуться)

25. Булатный – сделанный из булата. Булат (булатная сталь, от перс. пулад – сталь) – литая углеродистая сталь со своеобразной структурой и узорчатой поверхностью. (вернуться)

26. Лиле́йный – нежный и белый, как лилия. (вернуться)

27. Стихотворение "Дума" – впервые напечатано в «Отеч. записках» (1839, т. I, № 2, отд. III. стр. 148–149). В «Стихотворениях» 1840 года датируется 1838 годом.
Стихи 13–16 восходят к стихам 6–9 стихотворения 1832 года «Он был рожден для счастья, для надежд (стр. 63), стихи 17–24 повторяют тему, а отчасти и образы стихов 12–16 стихотворения 1829 года «Монолог» («Поверь, ничтожество есть благо в здешнем свете»).
В этом стихотворении выражены раздумия Лермонтова о судьбе своего поколения, его мысли о положении лучших представителей современного общества в условиях николаевской реакции. Именно как выражение дум и настроений передовой молодежи 30-х годов это стихотворение и было воспринято читателями. Белинский высоко оценил и художественные достоинства и идейное содержание «Думы». Наряду с «алмазною крепостию стиха, громовою силою бурного одушевления, исполинскою энергиею благородного негодования и глубокой грусти», великий критик отмечал, что в этом стихотворении люди «нового поколения» найдут разгадку «собственного уныния, душевной апатии, пустоты внутренней...» (Белинский, т. 6, 1903, стр. 39, 40). (вернуться)

28. Прах – здесь: то, что осталось от тела умершего. (вернуться)

29. Стихотворение "Поэт" – впервые напечатано в «Отеч. записках» (1839, т. 2, № 3, отд. III, стр. 163–164). Датируется по содержанию 1838 годом.
Стихотворение является выражением декабристских представлений о высоком назначении поэта – побуждать сердца сограждан к борьбе за политическую свободу. (вернуться)

30. Булат (булатная сталь, от перс. пулад – сталь) – литая углеродистая сталь со своеобразной структурой и узорчатой поверхностью. (вернуться)

31. Бранный – здесь: военный, боевой. (вернуться)

32. Кольчуга – старинный воинский доспех в виде рубашки из металлических колец. (вернуться)

33. Свет – (иноск.) высший свет, избранное (выдающееся по своему положению) общество. (вернуться)

34. Фимиам – ладан, благовонное вещество, сжигаемое при богослужениях. (вернуться)

35. «колокол на башне вечевой» – вече (вещать завет) народное собрание, совещание, мирская сходка. Вечевой – колокольный звон для созыва сходки и сама башня. Здесь: обращение к теме древней новгородской вольности, воспевавшейся декабристами.

36. «осме́янный пророк» – этот образ лег в основу позднейшего стихотворения Лермонтова «Пророк». Пророк – буквально – «говорящий будущее»; в религии: избранник бога на земле, открывающий его волю и смысл истории – прошедшее.(вернуться)

37. Стихотворение "Молитва" – впервые напечатано в «Отеч. записках» (1839, т. 6, № 11, отд. III, стр. 272). В «Стихотворениях» 1840 года датировано 1839 годом. А. О. Смирнова-Россет (Автобиография. «Мир», 1931, стр. 247) рассказывает, что эти стихи Лермонтов написал для М. А. Щербатовой. (вернуться)

38. Стихотворение "На буйном пи́ршестве задумчив он сидел..." – впервые опубликованы две первые строфы под заглавием «Отрывок» в «Современнике» (1854, т. 43, № 1, отд. I, стр. 8). Датируется 1839 годом, так как написано на одном листке со стихотворением «Э. К. Мусиной-Пушкиной» и окончанием стихотворения «Памяти А. И. О[доевско]го».
Стихотворение не закончено. В основу его лег вымышленный рассказ французского писателя Ж.-Ф. Лагарпа (в «Посмертных сочинениях» 1806 г.) о том, что в начале 1788 г. на банкете у одного знатного вельможи писатель-монархист Ж. Казот (1719 – казнен в 1792) предсказал французскую революцию и судьбу присутствовавших на вечере гостей – в том числе и свою собственную. Рассказ Лагарпа, впервые появившийся в 1806 г., неоднократно перепечатывался в русском переводе. Тема эта была близка Лермонтову, в лирике которого «мечта» о годе, «когда с царей корона упадет», и пророческое предчувствие революционных событий занимают значительное место. (вернуться)

 
 


Яндекс.Метрика
Используются технологии uCoz