Для начала представим себе зал юнкерской школы, в нем два юнкера, один из них Лермонтов. Он "был довольно силен, в особенности имел большую силу в руках, и любил состязаться в том с юнкером Карачинским, который известен был по всей школе как замечательный силач – он гнул шомполы и делал узлы, как из веревок" (восп. А.М.Меринского[1], с.128).

Воспоминания Фридриха Боденштедта[2] рисуют Лермонтова в кругу приятелей: "У вошедшего была гордая, непринужденная осанка, средний рост и необычайная гибкость движений. Вынимая при входе носовой платок, чтобы обтереть мокрые усы, он выронил на паркет бумажник или сигарочницу и при этом нагнулся с такой ловкостью, как будто он был вовсе без костей, хотя, судя по плечам и груди, у него должны были быть довольно широкие кости. Гладкие, белокурые, слегка вьющиеся по обеим сторонам волосы оставляли совершенно открытым необыкновенно высокий лоб. Большие, полные мысли глаза, казалось, вовсе не участвовали в насмешливой улыбке, игравшей на красиво очерченных губах молодого офицера. Очевидно, он был одет не в парадную форму. У него на шее был небрежно повязан черный платок; военный сюртук без эполет был не нов и не до верху застегнут, и из-под него виднелось ослепительной свежести тонкое белье" (с.289).

Нет мемуариста, который бы при описании Лермонтова не упомянул о его глазах. Художник М.Е.Меликов[3]: "В детстве наружность его невольно обращала на себя внимание: приземистый, маленький ростом, с большой головой и бледным лицом, он обладал большими карими глазами, сила обаяния которых до сих пор остается для меня загадкой. Глаза эти, с умными, черными ресницами, делавшими их еще глубже, производили чарующее впечатление на того, кто был симпатичен Лермонтову. Во время вспышек гнева они бывали ужасны" (с.70). На выражение глаз прежде всего обращает внимание Меликов и при встрече с Лермонтовым через десять лет: "Он был одет в гусарскую форму. В наружности его я нашел значительную перемену. Я видел уже перед собой не ребенка и юношу, а мужчину во цвете лет, с пламенными, но грустными по выражению глазами, смотрящими на меня приветливо, с душевной теплотой" (с.71). То же отмечает и писатель И.И.Панаев[4]: "... умные и пронзительные черные глаза, невольно приводившие в смущение того, на кого он смотрел долго" (с.229-233). А П.Ф.Вистенгоф[5], вольнослушатель Московского университета в 1831 – 1832 годах, не любивший Лермонтова, увидел его глаза другими: "Как удар молнии, сверкнули глаза его. Трудно было выдержать этот неприветливый, насквозь пронизывающий взгляд... Ядовитость во взгляде Лермонтова была поразительна" (с.104, 105).

Как не похожи могут быть описания современниками даже внешнего облика человека. Это объясняется прежде всего тем, что связывало или, наоборот, разделяло Лермонтова с мемуаристом, насколько близки они были. Отношение человека к Лермонтову накладывает отпечаток на его восприятие. Описания внешности Лермонтова не только разноречивы, но часто противоположны: И.П.Забелла[6], которому было тринадцать лет, когда он видел поэта, рисует "невысокий лоб" (с.275), а Фр.Боденштедт подчеркивает: "необыкновенно высокий лоб" (с.289). В.И.Анненкова[7] увидела "небольшие глаза" (с.123), И.П.Забелла – "скорее длинные щели, а не глаза" (с.275), а П.В.Вистенгоф "темно-карие большие глаза" (с.103).

Следовательно, судить только по одному свидетельству неверно: их необходимо дополнять другими, сравнивать. Тем более, когда мы говорим о М.Ю.Лермонтове.