Есенин С.А. Цикл "Персидские мотивы"

Есенин Сергей Александрович
(1895–1925)

            Цикл "Персидские мотивы"[1]  

***
Улеглась моя былая рана,[2]
Пьяный бред не гложет сердце мне.
Синими цветами Тегерана
Я лечу их нынче в чайхане.

Сам чайханщик с круглыми плечами,
Чтобы славилась пред русским чайхана,
Угощает меня красным чаем
Вместо крепкой водки и вина.

Угощай, хозяин, да не очень.
Много роз цветет в твоем саду.
Незадаром мне мигнули очи,
Приоткинув черную чадру.

Мы в России девушек весенних
На цепи не держим, как собак,
Поцелуям учимся без денег,
Без кинжальных хитростей и драк.

Ну а этой за движенья стана,
Что лицом похожа на зарю,
Подарю я шаль из Хороссана[3]
И ковер ширазский подарю.

Наливай, хозяин, крепче чаю,
Я тебе вовеки не солгу.
За себя я нынче отвечаю,
За тебя ответить не могу.

И на дверь ты взглядывай не очень,
Все равно калитка есть в саду…
Незадаром мне мигнули очи,
Приоткинув черную чадру.
1924

***
Я спросил сегодня у менялы,[4]
Что дает за полтумана[5] по рублю,
Как сказать мне для прекрасной Лалы[6]
По-персидски нежное «люблю»?

Я спросил сегодня у менялы
Легче ветра, тише Ванских струй,
Как назвать мне для прекрасной Лалы
Слово ласковое «поцелуй»?

И еще спросил я у менялы,
В сердце робость глубже притая,
Как сказать мне для прекрасной Лалы,
Как сказать ей, что она «моя»?

И ответил мне меняла кратко:
О любви в словах не говорят,
О любви вздыхают лишь украдкой,
Да глаза, как яхонты[7], горят.

Поцелуй названья не имеет.
Поцелуй не надпись на гробах.
Красной розой поцелуи веют,
Лепестками тая на губах.

От любви не требуют поруки,
С нею знают радость и беду.
«Ты моя» сказать лишь могут руки,
Что срывали черную чадру.
1924

***
Шаганэ ты моя, Шаганэ![8]
Потому что я с севера, что ли,
Я готов рассказать тебе поле,
Про волнистую рожь при луне.
Шаганэ ты моя, Шаганэ.[9]

Потому что я с севера, что ли,
Что луна там огромней в сто раз,
Как бы ни был красив Шираз[10],
Он не лучше рязанских раздолий.
Потому что я с севера, что ли?

Я готов рассказать тебе поле,
Эти волосы взял я у ржи,
Если хочешь, на палец вяжи —
Я нисколько не чувствую боли.
Я готов рассказать тебе поле.

Про волнистую рожь при луне
По кудрям ты моим догадайся.
Дорогая, шути, улыбайся,
Не буди только память во мне
Про волнистую рожь при луне.

Шаганэ ты моя, Шаганэ!
Там, на севере, девушка тоже,
На тебя она страшно похожа,
Может, думает обо мне…
Шаганэ ты моя, Шаганэ!
1924



***
Ты сказала, что Саади[11]
Целовал лишь только в грудь.
Подожди ты, Бога ради,
Обучусь когда-нибудь!

Ты пропела: «За Ефратом
Розы лучше смертных дев».
Если был бы я богатым,
То другой сложил напев.

Я б порезал розы эти,
Ведь одна отрада мне —
Чтобы не было на свете
Лучше милой Шаганэ.

И не мучь меня заветом,
У меня заветов нет.
Коль родился я поэтом,
То целуюсь, как поэт.
19 декабря 1924

***
Никогда я не был на Босфоре,[12]
Ты меня не спрашивай о нем.
Я в твоих глазах увидел море,
Полыхающее голубым огнем.

Не ходил в Багдад[13] я с караваном,
Не возил я шелк туда и хну.
Наклонись своим красивым станом,
На коленях дай мне отдохнуть.

Или снова, сколько ни проси я,
Для тебя навеки дела нет,
Что в далеком имени — Россия —
Я известный, признанный поэт.

У меня в душе звенит тальянка,
При луне собачий слышу лай.
Разве ты не хочешь, персиянка,
Увидать далекий, синий край?

Я сюда приехал не от скуки —
Ты меня, незримая, звала.
И меня твои лебяжьи руки
Обвивали, словно два крыла.

Я давно ищу в судьбе покоя,
И хоть прошлой жизни не кляну,
Расскажи мне что-нибудь такое
Про твою веселую страну.

Заглуши в душе тоску тальянки,
Напои дыханьем свежих чар,
Чтобы я о дальней северянке
Не вздыхал, не думал, не скучал.

И хотя я не был на Босфоре —
Я тебе придумаю о нем.
Все равно — глаза твои, как море,
Голубым колышутся огнем.
21 декабря 1924

***
Свет вечерний шафранного края,[14]
Тихо розы бегут по полям.
Спой мне песню, моя дорогая,
Ту, которую пел Хаям.[15]
Тихо розы бегут по полям.

Лунным светом Шираз осиянен,
Кружит звезд мотыльковый рой.
Мне не нравится, что персияне
Держат женщин и дев под чадрой.
Лунным светом Шираз осиянен.

Иль они от тепла застыли,
Закрывая телесную медь?
Или, чтобы их больше любили,
Не желают лицом загореть,
Закрывая телесную медь?

Дорогая, с чадрой не дружись,
Заучи эту заповедь вкратце,
Ведь и так коротка наша жизнь,
Мало счастьем дано любоваться.
Заучи эту заповедь вкратце.

Даже все некрасивое в роке
Осеняет своя благодать.
Потому и прекрасные щеки
Перед миром грешно закрывать,
Коль дала их природа-мать.

Тихо розы бегут по полям.
Сердцу снится страна другая.
Я спою тебе сам, дорогая,
То, что сроду не пел Хаям...
Тихо розы бегут по полям.
1924

***
Воздух прозрачный и синий,[16]
Выйду в цветочные чащи.
Путник, в лазурь уходящий,
Ты не дойдешь до пустыни.
Воздух прозрачный и синий.

Лугом пройдешь, как садом,
Садом в цветенье диком,
Ты не удержишься взглядом,
Чтоб не припасть к гвоздикам.
Лугом пройдешь, как садом.

Шепот ли, шорох иль шелесть —
Нежность, как песни Саади.[17]
Вмиг отразится во взгляде
Месяца желтая прелесть,
Нежность, как песни Саади.

Голос раздастся пери,[18]
Тихий, как флейта Гассана.
В крепких объятиях стана
Нет ни тревог, ни потери,
Только лишь флейта Гассана.

Вот он, удел желанный
Всех, кто в пути устали.
Ветер благоуханный
Пью я сухими устами,
Ветер благоуханный.
<1925>

***
Золото холодное луны,[19]
Запах олеандра и левкоя.
Хорошо бродить среди покоя
Голубой и ласковой страны.

Далеко-далече там Багдад,
Где жила и пела Шахразада.[20]
Но теперь ей ничего не надо.
Отзвенел давно звеневший сад.

Призраки далекие земли
Поросли кладбищенской травою.
Ты же, путник, мертвым не внемли,
Не склоняйся к плитам головою.

Оглянись, как хорошо кругом:
Губы к розам так и тянет, тянет.
Помирись лишь в сердце со врагом —
И тебя блаженством ошафранит.

Жить — так жить, любить — так уж влюбляться.
В лунном золоте целуйся и гуляй,
Если ж хочешь мертвым поклоняться,
То живых тем сном не отравляй.

Это пела даже Шахразада,—
Так вторично скажет листьев медь.
Тех, которым ничего не надо,
Только можно в мире пожалеть.
<1925>
***
В Хороссане есть такие двери,[21]
Где обсыпан розами порог.
Там живет задумчивая пери.
В Хороссане есть такие двери,
Но открыть те двери я не мог.

У меня в руках довольно силы,
В волосах есть золото и медь.
Голос пери нежный и красивый.
У меня в руках довольно силы,
Но дверей не смог я отпереть.

Ни к чему в любви моей отвага.
И зачем? Кому мне песни петь? —
Если стала неревнивой Шага,
Коль дверей не смог я отпереть,
Ни к чему в любви моей отвага.

Мне пора обратно ехать в Русь.
Персия! Тебя ли покидаю?
Навсегда ль с тобою расстаюсь
Из любви к родимому мне краю?
Мне пора обратно ехать в Русь.

До свиданья, пери, до свиданья,
Пусть не смог я двери отпереть,
Ты дала красивое страданье,
Про тебя на родине мне петь.
До свиданья, пери, до свиданья.
Март 1925


***
Голубая родина Фирдуси,[22]
Ты не можешь, памятью простыв,
Позабыть о ласковом урусе
И глазах задумчиво простых.
Голубая родина Фирдуси.

Хороша ты, Персия, я знаю,
Розы, как светильники, горят
И опять мне о далеком крае
Свежестью упругой говорят.
Хороша ты, Персия, я знаю.

Я сегодня пью в последний раз
Ароматы, что хмельны, как брага.
И твой голос, дорогая Шага,
В этот трудный расставанья час
Слушаю в последний раз.

Но тебя я разве позабуду?
И в моей скитальческой судьбе
Близкому и дальнему мне люду
Буду говорить я о тебе,
И тебя навеки не забуду.

Я твоих несчастий не боюсь,
Но на всякий случай твой угрюмый
Оставляю песенку про Русь:
Запевая, обо мне подумай,
И тебе я в песне отзовусь…
Март 1925
***
Быть поэтом — это значит то же,[23]
Если правды жизни не нарушить,
Рубцевать себя по нежной коже,
Кровью чувств ласкать чужие души.

Быть поэтом — значит петь раздольно,
Чтобы было для тебя известней.
Соловей поет — ему не больно,
У него одна и та же песня.

Канарейка с голоса чужого —
Жалкая, смешная побрякушка.
Миру нужно песенное слово
Петь по-свойски, даже как лягушка.[24]

Магомет перехитрил в Коране,
Запрещая крепкие напитки.
Потому поэт не перестанет
Пить вино, когда идет на пытки.

И когда поэт идет к любимой,
А любимая с другим лежит на ложе,
Влагою живительной хранимый,
Он ей в сердце не запустит ножик.

Но, горя ревнивою отвагой,
Будет вслух насвистывать до дома:
«Ну и что ж! помру себе бродягой.
На земле и это нам знакомо».

Август 1925
***
Руки милой — пара лебедей —[25]
В золоте волос моих ныряют.
Все на этом свете из людей
Песнь любви поют и повторяют.

Пел и я когда-то далеко
И теперь пою про то же снова,
Потому и дышит глубоко
Нежностью пропитанное слово.

Если душу вылюбить до дна,
Сердце станет глыбой золотою.
Только тегеранская луна
Не согреет песни теплотою.

Я не знаю, как мне жизнь прожить:
Догореть ли в ласках милой Шаги
Иль под старость трепетно тужить
О прошедшей песенной отваге?

У всего своя походка есть:
Что приятно уху, что — для глаза.
Если перс слагает плохо песнь,
Значит, он вовек не из Шираза.

Про меня же и за эти песни
Говорите так среди людей:
Он бы пел нежнее и чудесней,
Да сгубила пара лебедей.
Август 1925
***
«Отчего луна так светит тускло[26]
На сады и стены Хороссана?
Словно я хожу равниной русской
Под шуршащим пологом тумана»,—

Так спросил я, дорогая Лала,
У молчащих ночью кипарисов,
Но их рать ни слова не сказала,
К небу гордо головы завысив.

«Отчего луна так светит грустно?» —
У цветов спросил я в тихой чаще,
И цветы сказали: «Ты почувствуй
По печали розы шелестящей».

Лепестками роза расплескалась,
Лепестками тайно мне сказала:
«Шаганэ твоя с другим ласкалась,
Шаганэ другого целовала.

Говорила: „Русский не заметит…“
Сердцу — песнь, а песне — жизнь и тело…
Оттого луна так тускло светит,
Оттого печально побледнела».

Слишком много виделось измены,
Слез и мук, кто ждал их, кто не хочет.
............................
Но и всё ж вовек благословенны
На земле сиреневые ночи.
Август 1925
***
Глупое сердце, не бейся.[27]
Все мы обмануты счастьем,
Нищий лишь просит участья…
Глупое сердце, не бейся.

Месяца желтые чары
Льют по каштанам в пролесь.
Лале склонясь на шальвары,
Я под чадрою укроюсь.
Глупое сердце, не бейся.

Все мы порою, как дети,
Часто смеемся и плачем.
Выпали нам на свете
Радости и неудачи.
Глупое сердце, не бейся.

Многие видел я страны,
Счастья искал повсюду.
Только удел желанный
Больше искать не буду.
Глупое сердце, не бейся.

Жизнь не совсем обманула.
Новой нальемся силой.
Сердце, ты хоть бы заснуло
Здесь, на коленях у милой.
Жизнь не совсем обманула.

Может, и нас отметит
Рок, что течет лавиной,
И на любовь ответит
Песнею соловьиной.
Глупое сердце, не бейся.
Август 1925
***
Голубая да весёлая страна.[28]
Честь моя за песню продана.
Ветер с моря, тише дуй и вей —
Слышишь, розу кличет соловей?

Слышишь, роза клонится и гнётся —
Эта песня в сердце отзовётся.
Ветер с моря, тише дуй и вей —
Слышишь, розу кличет соловей?

Ты ребёнок, в этом спора нет,
Да и я ведь разве не поэт?
Ветер с моря, тише дуй и вей —
Слышишь, розу кличет соловей?

Дорогая Гелия, прости.
Много роз бывает на пути,
Много роз склоняется и гнётся,
Но одна лишь сердцем улыбнётся.

Улыбнёмся вместе, ты и я,
За такие милые края.
Ветер с моря, тише дуй и вей —
Слышишь, розу кличет соловей?

Голубая да весёлая страна.
Пусть вся жизнь моя за песню продана,
Но за Гелию в тенях ветвей
Обнимает розу соловей.
1925

С.А.Есенин. Ленинград.
Фото М. С. Наппельбаума, 1924
 
Содержание
Улеглась моя былая рана...
Я спросил сегодня у менялы...
Шаганэ ты моя, Шаганэ!..
Ты сказала, что Саади...
Никогда я не был на Босфоре...
Свет вечерний шафранного края...
Ты прохладой меня не мучай...
Воздух прозрачный и синий...
Золото холодное луны...
В Хороссане есть такие двери...
Голубая родина Фирдуси...
Быть поэтом — это значит то же...
Руки милой — пара лебедей...
Отчего луна так светит тускло...
Глупое сердце, не бейся...
Голубая да весёлая страна...
 
Любовная лирика С. А. Есенина
(урок литературы в 11 классе)
 
Источник: Есенин С. А. Полное собрание сочинений: В 7 т. М.: Наука; Голос, 19952002. Т. 1. Стихотворения. 1995.

1. «Персидские мотивы» – В цикле всего 15 стихотворений, расположение их не случайно, оно передает особый лирический сюжет — динамику, развитие чувств и настроений лирического героя.
Стихотворения цикла опубликованы были в 1924 и 1925 годах в газетах «Трудовой Батум», «Бакинский рабочий» и «Заря Востока». (См. также воспоминания литературоведа В.А.Мануйлова о пребывании Есенина в Баку.)
В начале сентября 1924 г. Есенин приехал на Кавказ. Он был доволен тем, что уехал из Москвы, и писал друзьям, что вернется «не очень скоро. Не скоро потому, что делать мне в Москве нечего» (письмо Г.А.Бениславской от 20 октября 1924 г.). В это время им овладело настойчивое желание съездить в Персию (Иран) или Турцию. «Сижу в Тифлисе. Дожидаюсь денег из Баку и поеду в Тегеран. Первая попытка проехать через Тавриз не удалась»,— писал он Г.А.Бениславской 17 октября 1924 г. Через три дня ей же: «Несколько времени поживу в Тегеране». Приглашал другую московскую знакомую: «...на неделю могли бы поехать в Константинополь или Тегеран». Это намерение не оставляло его и позже. В январе 1925 г. он писал Г.А.Бениславской: «Мне 1000 р. нужно будет на предмет поездки в Персию или Константинополь».
В следующий свой приезд на Кавказ, в апреле 1925 г., он сообщал ей же: «Главное в том, что я должен лететь в Тегеран». Желание не осуществилось — ни в Тегеране, ни в Константинополе побывать ему не привелось.
Обостренная тяга поэта к этим местам была связана с работой над «Персидскими мотивами». Впервые стихи этого цикла упоминаются в письме к Г.А.Бениславской от 20 октября 1924 г. из Тифлиса, в котором Есенин обещает «на днях» послать своим сестрам «персидские стихи» и замечает: «Стихи, говорят, очень хорошие, да и я доволен ими». Образный строй этих новых для него стихов быстро и глубоко завладел воображением поэта. Очень рано определилось название цикла: уже 21 октября он спрашивал в письме А.А.Берзинь: «Нравятся ли „Персидские мотивы“?» Названию суждено было стать окончательным. Ясным было и намерение продолжить работу. К концу года, когда было написано лишь несколько первых стихов, у него твердо сложилось мнение, что это будет достаточно обширный цикл. 20 декабря 1924 г. он писал Г.А.Бениславской, что «Персидские мотивы» — это «целая книга в 20 стихотворений».
Первые шесть стихотворений («Улеглась моя былая рана...», «Я спросил сегодня у менялы...», «Шаганэ ты моя, Шаганэ!..», «Ты сказала, что Саади...», «Никогда я не был на Босфоре...», «Свет вечерний шафранного края...») были написаны с октября 1924 г. по январь 1925 г. во время пребывания в Баку, Тифлисе и Батуме. Затем, в марте 1925 г. уже из Москвы он отправил П.И.Чагину два следующих: «В Хороссане есть такие двери...» и «Голубая родина Фирдуси...». В апреле 1925 г. были закончены и 13 апреля опубликованы еще два: «Воздух прозрачный и синий...» и «Золото холодное луны...».
Опубликованные к лету 1925 г. десять стихотворений Есенин объединил в цикл и открыл ими сборник «Персидские мотивы». К работе над циклом он вернулся в августе 1925 г., во время последней поездки на Кавказ, когда были созданы: «Быть поэтом — это значит то же...», «Руки милой — пара лебедей...», «Отчего луна так светит тускло...», «Глупое сердце, не бейся!..»
Окончательный состав цикла, последовательность стихотворений Есенин определил осенью 1925 г., готовя Собр. ст. С.А.Толстая-Есенина рассказывает, что в этот период поэт думал включить в цикл еще одно стихотворение — «Море голосов воробьиных...». По ее словам, он «...начал его перерабатывать, но не закончил и потому не включил в „Собрание“» (Восп., 2, 261).
Большинство персидских реалий почерпнуто Есениным из литературы или из рассказов. В значительной мере условными являются женские образы этого цикла. В нем три имени: Шаганэ, Лала, Гелия, кроме того, «задумчивая Пери» и «дальняя северянка». Показательно соотношение этих имен с реальностью.
Шаганэ — в зимние месяцы 1924/25 гг., когда Есенин жил в Батуме, он познакомился там с молодой женщиной, тогда учительницей — Шаганэ Нерсесовной Тальян, они несколько раз встречались, Есенин подарил ей свой сборник с дарственной надписью. Но с его отъездом из Батума знакомство оборвалось, и в последующие месяцы он никаких усилий к его возобновлению не прилагал, хотя имя Шаганэ вновь возникло в стихах, написанных в марте, а потом в августе 1925 г.
Гелия — появилась в стихах потому, что так называла себя по имени какой-то актрисы шестилетняя дочь П.И.Чагина Роза, с которой Есенин любил играть.
Лала — пока сколько-нибудь определенной претендентки на то, чтобы значиться прототипом этого образа, выдвинуто не было, хотя среди многолюдства, в котором Есенин жил на Кавказе, отыскать какую-нибудь «Лалу» не составляло труда. В.Е.Холшевников справедливо обратил внимание на то, что на фарси «Лала» (точнее, «лаала») значит «тюльпан», кроме того, имя Есенин мог просто придумать, произведя его от старинного «лал» (драгоценный камень, яхонт) (см. сб. «В мире Есенина», М., 1986, с. 356). Правда, Есенин мог ввести не обязательно персидское имя, а тюркское, армянское или грузинское — вообще ориентальное, «восточное». Кроме того, В.Е.Холшевников обоснованно напомнил, что близкое по звучанию восточное имя встречается в русской поэзии, в стихотворении В.А.Жуковского «Лалла Рук».
Даже Пери (смысл слова был поэту, надо думать, ясен) он представлял как бы реальной женщиной, и писал иногда это слово с прописной буквы, как имя собственное, так, как это нередко делалось в прошлом веке.
Целый ряд имен назвали различные исследователи и мемуаристы в качестве прообраза «дальней северянки». Среди них: Г.А.Бениславская, З.Н.Райх, С.А.Толстая, Н.Д.Вольпин и др. Но все эти предположения носят умозрительный характер, и в дальнейшем этой теме, видимо, суждено стать столь же вечной, как спор о прообразе «смуглой леди» сонетов В.Шекспира.
Представляется, что все имена цикла — поэтическая условность и за ними практически не стоят реальные жизненные фигуры. (вернуться)

2. «Улеглась моя былая рана...»" – Дата создания: 1924, опубл.: Газ. «Трудовой Батум», 1924, 10 декабря, № 280; Кр. новь., 1925, № 2, февраль, с. 138.
Стихотворение знаменует расставание Есенина с периодом «Москвы кабацкой». (вернуться)

3. Хороссан (Хоросан) — провинция на северо-востоке Персии (Ирана). (вернуться)

4. "Я спросил сегодня у менялы..." – Дата создания: 1924, опубл.: Газ. «Трудовой Батум», 1924, 10 декабря, № 280; Красная новь., 1925, № 2, февраль, с. 139. (вернуться)

5. Полтумана – тума́н, тома́н — официальная денежная единица Персии c XVII века до 1932 года. Один туман равнялся 10 тысячам динаров.
В середине XIX века 1 персидский туман стоил 4 рубля (вернуться)

6. Лала – пока сколько-нибудь определенной претендентки на то, чтобы значиться прототипом этого образа, выдвинуто не было, хотя среди многолюдства, в котором Есенин жил на Кавказе, отыскать какую-нибудь «Лалу» не составляло труда. В.Е.Холшевников справедливо обратил внимание на то, что на фарси «Лала» (точнее, «лаала») значит «тюльпан», кроме того, имя Есенин мог просто придумать, произведя его от старинного «лал» (драгоценный камень, яхонт) (см. сб. «В мире Есенина», М., 1986, с. 356). Правда, Есенин мог ввести не обязательно персидское имя, а тюркское, армянское или грузинское — вообще ориентальное, «восточное». Кроме того, В.Е.Холшевников обоснованно напомнил, что близкое по звучанию восточное имя встречается в русской поэзии, в стихотворении В.А.Жуковского «Лалла Рук». (вернуться)

7. Я́хонт – старинное название рубина и сапфира. (вернуться)

8. «Шаганэ ты моя, Шаганэ!..» – впервые напечатано: Бак. раб., 1925, 1 января, № 1; Кр. новь, 1925, № 2, февраль, с. 139. (вернуться)

9. Шаганэ – в зимние месяцы 1924/25 гг., когда Есенин жил в Батуме, он познакомился там с молодой женщиной, тогда учительницей — Шаганэ Нерсесовной Тальян, они несколько раз встречались, Есенин подарил ей свой сборник с дарственной надписью. Но с его отъездом из Батума знакомство оборвалось, и в последующие месяцы он никаких усилий к его возобновлению не прилагал, хотя имя Шаганэ вновь возникло в стихах, написанных в марте, а потом в августе 1925 г.
Во многих стихотворениях цикла встречается это имя, иногда названное уменьшительно – Шага. (вернуться)

10. Шираз – город на юге Ирана, родина Саади и Хафиза. 8 апреля 1925 г. Есенин писал Г.А.Бениславской: «Я хочу проехать даже в Шираз и, думаю, проеду обязательно. Там ведь родились все лучшие персидские лирики. И недаром мусульмане говорят: если он не поет, значит, он не из Шушу, если он не пишет, значит, он не из Шираза». Эту поговорку Есенин использовал в стихотворении «Руки милой — пара лебедей...». (вернуться)

11. «Ты сказала, что Саади...» – впервые напечатано: Бак. раб., 1925, 1 января, № 1; Кр. новь, 1925, № 2, февраль, с. 140. (вернуться)

12. «Никогда я не был на Босфоре...» – впервые напечатано: Звезда Востока, 1925, 18 января, № 782; Кр. нива, 1925, № 9, 1 марта, с. 204.
Босфо́р – пролив между Европой и Малой Азией, соединяющий Чёрное море с Мраморным. В паре с Дарданеллами соединяет Чёрное море с Эгейским, которое является частью Средиземного. На обеих сторонах пролива расположен крупнейший турецкий город Стамбул.(вернуться)

13. Багда́д – столица (с 1921 г.) Ирака. (вернуться)

14. «Свет вечерний шафранного края...» – впервые напечатано: Звезда Востока, 1925, 18 января, № 782; Кр. нива, 1925, № 9, 1 марта, с. 204. (вернуться)

15. Ома́р Хайя́м – персидский философ, математик, астроном и поэт. Известен во всём мире как философ и выдающийся поэт, автор цикла философских рубаи. (вернуться)

16. «Воздух прозрачный и синий...» – впервые напечатано: Бак. раб., 1925, 13 апреля, № 82. (вернуться)

17. Саади Ширази – персидский поэт, представитель практического, житейского суфизма, одна из крупнейших фигур классической персидской литературы. (вернуться)

18. Пе́ри – фантастические существа в виде прекрасных девушек в персидской мифологии, позднее сохранившиеся в преданиях у тюркоязычных народов Малой и Средней Азии, Северного Кавказа, Закавказья, Поволжья и Южного Урала. (вернуться)

19. «Золото холодное луны...» – дата создания: 1925, опубл.: Бакинский рабочий, 1925, 13 апреля, № 82; Красная новь, 1925, № 5, июнь, с. 24. (вернуться)

20. Шахразада Шахереза́да – легендарная главная героиня «Рассказа о царе Шахрияре и его брате», окаймляющего персидский сказочный цикл «Тысяча и одна ночь» и служащего связующей нитью между другими рассказами. Напросившись в царскую опочивальню в качестве очередной жены-жертвы, Шахерезада применила всё своё красноречие, рассказывая царю сказки до восхода солнца (который не без умысла наступал на самом интересном месте повествования). (вернуться)

21. «В Хороссане есть такие двери...» – дата создания: 1925, опубл.: Бакинский рабочий, 1925, 3 апреля, № 74; Красная новь, 1925, № 3, апрель, с. 133.
Хороссан (Хораса́н) – историческая область, расположенная в Туркменистане и в Восточном Иране. Название «Хорасан» известно со времени Сасанидов. Хорасан известен по всему миру производством шафрана и барбариса, которые произрастают в южных городах области. Хорасан также известен своими знаменитыми коврами и гробницами Фирдоуси, Омара Хайяма и Имама Резы. (вернуться)

22. «Голубая родина Фирдуси...» – дата создания: 1925, опубл.: Бакинский рабочий, 1925, 3 апреля, № 74; Красная новь, 1925, № 3, апрель, с. 132.
Фирдоуси́ – персидский поэт. Автор эпической поэмы «Шахнаме», ему приписывается также поэма «Юсуф и Зулейха». Пользуется большой популярностью и считается национальным поэтом в Иране, Таджикистане и Афганистане. (вернуться)

23. «Быть поэтом — это значит то же...» – дата создания: 1925, опубл.: Бакинский рабочий, 1925, 7 августа, № 177; Красная новь, 1925, № 8, октябрь, с. 92.
В "Персидских мотивах" не обошел Есенин и еще одной важной для него темы – о назначении поэта и поэзии и решил ее для себя с предельной четкостью и откровенностью. Теперь для него нет сомнений, что главное в художественном творчестве – правда жизни, а поэт тем и ценен, что способен сказать ее всегда, даже тогда, когда это очень больно, когда правда неприятна и горька. В стихотворении "Быть поэтом..." наиболее отчетливо и концентрированно выражена эта мысль. (вернуться)

24. Петь по-свойски, даже как лягушка… – вспоминая о пребывании Есенина в Тифлисе осенью 1924 г., Н. К. Вержбицкий рассказал о встрече Есенина с народным певцом и поэтом Иетимом Гурджи (1875—?), который в беседе упомянул о старинном предании: «Царь Давид хвастался, что его песни больше всего нравятся Богу. А Бог посмотрел сверху, покачал головой и говорит: „Ишь ты, расхвастался!.. Каждая лягушка в болоте поет не хуже тебя! Посмотри, как она от всей души старается, хочет мне угодить!“ И тогда царю Давиду стало стыдно» (Восп., 2, 225). (вернуться)

25. «Руки милой — пара лебедей...» – дата создания: 1925, опубл.: Бакинский рабочий, 1925, 10 августа, № 179; Прожектор, 1925, № 18, 30 сентября, с. 15. (вернуться)

26. «Отчего луна так светит тускло...» – дата создания: 1925, опубл.: Бакинский рабочий, 1925, 14 августа, № 183; Прожектор, 1925, № 18, 30 сентября, с. 15. (вернуться)

27. «Глупое сердце, не бейся...» – дата создания: 1925, опубл.: Бакинский рабочий, 1925, 10 августа, № 179; Прожектор, 1925, № 18, 30 сентября, с. 15. (вернуться)

28. «Голубая да весёлая страна...» – дата создания: 1925, опубл.: Бакинский рабочий, 1925, 10 августа, № 179. Последнее стихотворение цикла «Персидские мотивы».
Многие лирические стихотворения 1924-1925 годов как бы продолжают персидский цикл. Перекличка заметна в темах, в общем пафосе настроений, в поэтическом стиле и отборе речевых средств. Тематически близки к персидскому циклу стихотворения "Собаке Качалова", "Спит ковыль. Равнина дорогая", "Я помню, любимая, помню", "Море голосов воробьиных", "Листья падают, листья падают" и многие другие. (вернуться)

 
Фото датируется по автографу Есенина на обороте другого экземпляра этой фотографии – стихотворному обращению к Е. А. Гурвичу: см. наст. изд., т. 4, с. 262, 467. Этот экземпляр хранился у адресата; местонахождение его в настоящее время неизвестно. Фотокопия указанного снимка с автографом – собрание Ю. Л. Прокушева, г. Москва. Е. Гурвич в 1925 г. руководил литературным кружком при газете «Бакинский рабочий». Об этом он писал литератору С. Савельеву: «Этим кружком руководил я. И Сергей Есенин во многом помог нам. Мы его очень любили. Это был обаятельный человек, чистый, как росинка. Какое благородное сердце билось в его груди! […] Кружок наш был рабочий». В приложенном к письму снимке Гурвич указал фамилии кружковцев, изображенных на фотографии, и их профессии: «Ковалев – кузнец, Сергеев – слесарь, Непряхин – токарь, Пантелеев – рабочий-нефтяник, Галя и Валя Савельевы – дочери рабочего, Топорков – рабочий… В центре фотографии Сергей Есенин, справа от него редактор газеты „Бакинский рабочий“ П. И. Чагин, а слева – руководитель кружка – Е. А. Гурвич». Письмо Гурвича было частично опубликовано в книге С. Савельева «Записки литературного следопыта» (М., 1976, с. 298–301).
 
 
Любовная лирика С. А. Есенина
(Система уроков в 11 классе по творчеству С.А.Есенина)
 
 
 
 



 
Яндекс.Метрика
Используются технологии uCoz