4. АНДРЕЙ БОЛКОНСКИЙ И ПЬЕР БЕЗУХОВ

Прошло полтора года с тех пор, как князь Андрей лежал под небом Аустерлица, и столько мыслей теснилось в его голове, и вдруг оказалось ненужным и мелким все, что накануне было значительно и составляло смысл жизни. Прошло полтора года — он, как и Пьер, прожил за это время целую жизнь, совсем иную, чем прежде.

Позади остался страшный день, когда он, оправившись после раны, приехал в Лысые Горы, вошел в комнату жены и сказал «слово, которое никогда не говорил ей»: «Душенька моя... Бог милостив...» Он вернулся домой, к женщине, которую любил когда-то и готов был опять любить — уже иной любовью, не восторженной, юношеской, а любовью зрелого человека, многое передумавшего. Он хотел воспитывать сына и любить свою жену, а она умерла, и он остался один, потому что ни княжна Марья, ни даже отец не могли, оказывается, заменить эту наивную, веселую, может быть, глупенькую женщину, для которой он — князь Андрей — был главным человеком в жизни.

Теперь он был главным человеком только для мальчика, но мальчик не знал этого; кормилица и нянька были ему пока нужнее, чем отец.

Князь Андрей помнил тишину и успокоение, открывшиеся ему под небом Аустерлица. Он не хотел участвовать в новой войне с Наполеоном и, «чтобы отделаться от действительной службы, принял должность под начальством отца по сбору ополчения. Старый князь с сыном как бы переменились ролями после кампании 1805 года».

Наконец-то старый князь Болконский вернулся к деятельности! Он разъезжал по трем губерниям, шумел, действовал, был энергичен, быстр, даже жесток — он дело делал: собирал ополчение против Наполеона.

А князь Андрей не хочет помогать отцу. Раньше он мечтал о славе, о любви людской — эти мечты остались на поле Аустерлица. Но ведь старый князь собирает ополчение, не заботясь о своей славе, — ему важно отдать свои силы общему делу.

Князь Андрей не хочет ничему и никому отдавать свои силы. Ему все неинтересно, и бурная деятельность отца только раздражает его, так же как письмо Билибина о голоде в армии и о склоках между генералами. Стоя у детской кроватки, он думает о сыне: «Это одно, что осталось мне теперь».

Но вот к нему приезжает Пьер.

«— Ну, что там? — послышался резкий неприятный голос.

— Гость, — ответил Антон.

— Проси подождать, — и послышался отодвинутый стул.

Пьер быстрыми шагами подошел к двери и столкнулся лицом к лицу с выходившим к нему нахмуренным и постаревшим князем Андреем...

...Его поразила происшедшая перемена в князе Андрее. Слова были ласковы, улыбка была на губах и лице князя Андрея, но взгляд был потухший, мертвый, которому, несмотря на видимое желание, князь Андрей не мог придать радостного и веселого блеска». (Курсив мой. — Н. Д.)

Вместе с Пьером мы огорчаемся и не можем поверить, что этот мрачный, хмурый человек с потухшим взглядом — князь Андрей Болконский, что это с ним Пьеру «неловко и даже тяжело» говорить.

Прошло несколько месяцев с тех пор, как мы расстались с Пьером, когда «в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь», и он задавал себе вопросы, и не мог на них ответить. Теперь он заехал к князю Андрею, возвращаясь из поездки по своим имениям. Он полон жизни, надежд, стремлений, деятелен; ему кажется: он нашел то, ради чего стоит жить. Как это произошло?

Расставшись с женой и уехав из Москвы, Пьер встретил на станции в Торжке одного из крупнейших деятелей организации франкмасонов, выслушал его и поверил ему.

Что такое масонство и какова его роль в общественной жизни России? Многие декабристы прошли через масонские ложи (так называлась первичная организация масонов); во время южной ссылки вступил в масоны Пушкин. Вокруг масонов было создано вполне определенное общественное мнение: их считали нарушителями спокойствия, чуть ли не бунтовщиками. Слово «фармазон», ругательное в устах добродетельных помещиков, произошло от искаженного «франкмасон». Вы помните, как в «Горе от ума» графиня-бабушка спрашивает о Чацком: «Что? к фармазонам в клоб? Пошел он в пусурманы?»

И об Онегине соседи судачат: «Он фармазон, он пьет одно стаканом красное вино...»

Зачем люди шли в масонские ложи? Каждый за своим. Позже мы увидим, как среди масонов окажется Борис Друбецкой, — уж этот не истины ищет, не разрешает вопросов о добре и зле. Многие так, как он, становились масонами, чтобы иметь среди своих «братьев» людей влиятельных и знатных, пользоваться их помощью в самых земных делах.

Но многих — в их числе и Пьера — привлекала та идея внутреннего очищения и самоусовершенствования, которую открыл Пьеру встреченный в Торжке масон Баздеев.

Сущность масонства заключалась в призыве к внутренней духовной работе над собой. «Очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость», — говорит Пьеру Баздеев. Расставшись с ним, Пьер почувствовал себя новым человеком. «В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений.

Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство».

После разрыва с женой, после крушения всех своих прежних надежд Пьер так хотел найти новую истину, новый смысл жизни, что, конечно, должен был найти ее. И вот, переполненный мечтой о братстве людей, он отправился в свои поместья с целью облегчить положение крестьян, то есть принести пользу и добро другим людям, своим братьям. Он хочет отпустить крестьян на волю, но главноуправляющий его поместьями объясняет, что это невозможно, во всяком случае, сразу. Тогда Пьер выдвигает новые реформы: сокращение крестьянских работ, облегчение труда женщин с детьми, уничтожение телесных наказаний, учреждение больниц и школ... И, казалось бы, ему это удается. Объезжая через некоторое время свои владения, Пьер видит благодарные депутации хорошо одетых крестьян, строящиеся больницы и школы; слышит благодарность женщин с грудными детьми, которых он избавил от тяжелых работ.

Вот из этой-то поездки, счастливый от сознания, что он приносит людям добро, Пьер является к князю Андрею. Он жаждет показать, что теперь он «совсем другой, лучший Пьер, чем тот, который был в Петербурге». Он оживлен, рассказывает, расспрашивает, мечтает открыть отчаявшемуся другу свой новый мир деятельной любви к людям: «Только теперь, когда я живу, по крайней мере стараюсь (из скромности поправился Пьер) жить для других, только теперь я понял все счастье жизни».

Князь Андрей слушает все это недоверчиво и хмуро. Он не только ничего не хочет рассказывать о себе, но, слушая Пьера, дает понять, что все это ему давно известно и неинтересно, «даже как будто стыдясь за то, что рассказывал Пьер».

Пьер провозглашает: нужно делать людям добро. Андрей отстаивает другое: нужно жить так, чтобы не делать никому зла. Слушая этот спор, мы, конечно, становимся на сторону Пьера, но скоро окажется, что на самом деле все сложнее, чем представлялось и ему, и нам.

При ближайшем рассмотрении полезная деятельность Пьера оказывается вовсе не такой уж полезной. «Пьер не знал, что там, где ему подносили хлеб-соль и строили придел Петра и Павла... придел уже строился давно богачами-мужиками села, а что девять десятых мужиков этого села были в величайшем разорении... Он не знал, что священник, встретивший его с крестом, отягощал мужиков своими поборами и что собранные к нему ученики со слезами были отдаваемы ему и за большие деньги были откупаемы родителями...»

Понимает ли все это князь Андрей? Вероятно — да. Он лучше знает людей, чем Пьер, он лучше знает хозяйство. Но главное не это. Пьер сейчас пришел к тому, о чем думал и мечтал князь Андрей перед Аустерлицем. «Я жил для славы. (Ведь что же слава? та же любовь к другим, желание сделать для них что-нибудь, желание их похвалы.) Так я жил для других и не почти, а совсем погубил свою жизнь», — говорит князь Андрей.

После Аустерлица, когда над ним стоял Наполеон, его герой, — человек, убежденный, что он осчастливил пол-Европы и, по крайней мере, Францию, — там князь Андрей понял, что все люди имеют свои мечты, стремления, надежды — и не может кто-то один решать за них, что им нужно. Он понял, что понятие добра можно понимать по-разному, и пришел к выводу: главное — не делать никому зла, тогда и добро расцветет само собой.

Кто прав: он или Пьер? Оба в чем-то правы и оба могут оказаться неправы. Но оба они напряженно и мучительно ищут своего места в жизни, хотят приносить людям пользу.

Казалось бы, князь Андрей, с раздражением слушавший Пьера, ничего не вынесет для себя из этого разговора. Но встреча произвела сильное впечатление на обоих друзей. Для Пьера она стала источником сомнений в масонстве — через год или два он совсем отойдет от масонов. Князь Андрей, наоборот, вступит в ложу и вернется к деятельности. Как бы недоверчиво он ни слушал друга, «свидание с Пьером было для князя Андрея эпохой, с которой началась хотя во внешности и та же самая, но во внутреннем мире его новая жизнь».

Читая об этом свидании, я всегда думаю вот что. Как часто мы боимся оскорбить горе, в которое погружены наши друзья, боимся причинить им боль напоминанием о том, что жизнь продолжается, и оставляем близких людей погруженными в отчаяние. А Пьер не побоялся — и оказался прав, это он совершил тот толчок, без которого внутреннее возрождение князя Андрея было бы невозможно.

Может быть, старик Болконский и княжна Марья поняли это, ведь когда князь Андрей привез к ним Пьера, отец и сестра Андрея были очень ласковы с гостем, а после его отъезда говорили о нем только хорошее.

В своей «во внешности той же самой», но все-таки новой жизни, начавшейся после этой встречи, князь Андрей быстро и успешно сделал все то, что не удалось Пьеру. «Одно именье его в триста душ крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы (это был один из первых примеров в России), в других барщина заменена оброком. В Богучарово была выписана на его счет ученая бабка для помощи родильницам, и священник за жалованье обучал детей крестьянских и дворовых грамоте».

Нетрудно объяснить, почему так сложилось: князь Андрей «имел в высшей степени ту недостававшую Пьеру практическую цепкость, которая... давала движение делу».

Но ведь не только Пьер и князь Андрей стремились облегчить положение своих крестьян; такова же была задача многих честных и умных помещиков; некоторые из них вошли потом в тайные общества, другие не вошли, но к реформам стремились. Пример Пьера и князя Андрея показывает, что крупные преобразования не могут быть осуществлены отдельными людьми в отдельных поместьях: у одного есть «практическая цепкость», у другого — нет, как бы ни было сильно его стремление делать добро. Чтобы на самом деле изменить положение крестьян, нужно было общее для всей страны решение крестьянского вопроса.

Может быть, князь Андрей понял это, когда решился уехать из своего имения в Петербург, войти в комиссию Сперанского, подготавливающую государственные реформы. Деятельность комиссии Сперанского тоже не удовлетворит его, и будет еще одно разочарование, и много, много еще впереди будет надежд, огорчений, падений, взлетов — и у князя Андрея, и у Пьера. Но одно они оба сохранят — постоянное стремление искать истину, добро и справедливость.

5. ВАСИЛИЙ ДЕНИСОВ

Среди героев «Войны и мира» есть исторические, реально существовавшие лица: Кутузов, Наполеон, Александр I, Багратион, Вейротер... Толстой рисует каждого из них так, как он видит, — иногда вовсе необъективно; например, Наполеон, конечно, был на самом деле не таким, как его изобразил Толстой.

Многих героев романа писатель выдумал, но что значит — выдумал? В старом князе Болконском, в Андрее и Пьере, в Наташе, в князе Василии и Долохове соединились черты многих людей, которых знал Толстой. Считается, что Николай Ильич Ростов и Марья Николаевна Болконская в какой-то мере списаны с родителей Толстого, но это не точные портреты, и многое в Николае и княжне Марье вовсе не похоже на отца и мать писателя.

Только у одного человека в романе есть вполне определенный прототип — у Денисова. Он «списан» с известного поэта-партизана, героя войны 1812 года Дениса Давыдова. Даже именем подчеркнута связь между литературным героем и живым человеком: Давыдова звали Денис Васильевич, у Толстого в романе — Василий Денисов.

Но, описывая в четвертом томе партизанскую войну, Толстой упомянет никак не связанную с Денисовым деятельность Дениса Давыдова — и этим как бы отделит его от героя романа.

И, кроме того, так ли уж важно нам, читающим роман сегодня, какого живого человека имел в виду Толстой? Люди, описанные в романе, так ясно живут в нашем воображении, что князь Андрей оказывается более знакомым и более живым, чем, например, реально существовавшие декабристы Батеньков или Фонвизин, и Пьер ближе мне, чем, скажем, Сергей Григорьевич Волконский, и жен декабристов я понимаю через Наташу... Поэтому мы будем говорить о Василии Денисове — таком, каким видим его в романе, не пытаясь сравнивать его с прототипом и решать, что Толстой взял из жизни, а что выдумал.

«Денисов был маленький человечек с красным лицом, блестящими черными глазами, черными взлохмаченными усами и волосами».

Лихой кавалерист, рубака, азартный игрок и мастер выпить, он в то же время романтически влюблен в женщину, именуемую «она», и рассказывает Ростову в самых возвышенных выражениях:

«Ей пишу... Мы спим, пока не любим. Мы дети пг'аха... а полюбил — и ты бог, ты чист, как в пег'вый день созданья...»

Для Ростова Денисов — образец, идеал настоящего мужчины: храбрый, отчаянный человечек с открытой душой. В бою он «чертом» вертится под пулями на своем лихом скакуне; денег у него никогда нет — он их пропивает и проигрывает, но когда Телянин украл его кошелек, Денисов готов последним пожертвовать, лишь бы сохранить честь полка.

После Аустерлица Денисов вместе с Ростовым едет в отпуск в Москву — по дороге, конечно, напивается и, еле-еле продрав глаза, присутствует при встрече Николая с родными. Когда вошла старая графиня и припала лицом к груди сына, «Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза».

В отличие от Долохова он — хороший человек. Просто хороший человек, добрый и умеющий чувствовать, умеющий думать о других людях. Поэтому во время дуэли, где он был секундантом Долохова, он, не выдержав, крикнул Пьеру: «Закг'ойтесь!», поэтому медлил, пытаясь оттянуть начало дуэли.

Встретив Денисова на войне, мы видим его глазами Ростова — любуемся его отвагой; скрепя сердце, соглашаемся с его заботой о чести полка. Но мы еще не знаем этого смелого и чистого человека; он откроется перед нами в Москве, когда ни с того ни с сего, так же отчаянно, как он скакал в бой, вдруг сделает предложение Наташе.

Сам перед собой и перед всеми людьми он делает вид, что шутливо ухаживает за молоденькой девочкой, и не понимает, что девочка эта всерьез завладела его мыслями. Вот он с Ростовым на детском бале покровительственно оглядывает танцующих:

«— Как она мила, кг'асавица будет, — сказал Денисов.

— Кто?

— Г'афиня Наташа, — отвечал Денисов.

— И как она танцует, какая г'ация! — помолчав немного, опять сказал он.

— Да про кого ты говоришь?

— Пг'о сестг'у пг'о твою, — сердито крикнул Денисов».

Толстой несколько раз замечает, что Денисов восторгался пением Наташи, «восторженными глазами смотрел на нее», «весь бал не отходил от нее» после того, как Наташа уговорила его танцевать мазурку.

«Только на коне и в мазурке не видно было маленького роста Денисова, и он представлялся тем самым молодцом, каким он сам себя чувствовал». А мы всегда видим его молодцом — и потому нестерпимо жалко его, когда он — вероятно, неожиданно сам для себя — делает Наташе предложение.

Мать Наташи, старая графиня, не поверила своим ушам.

«— Наташа, полно, глупости! — сказала она, еще надеясь, что это была шутка.

— Ну вот, глупости! Я вам дело говорю, — сердито сказала Наташа. — Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»...

Графиня пожала плечами.

— Ежели правда, что мосье Денисов сделал тебе предложение, хотя это смешно, то скажи ему, что он дурак, вот и все.

— Нет, он не дурак, — обиженно и серьезно сказала Наташа».

Графиня права в своем возмущении, «что осмелились смотреть, как на большую, на ее маленькую Наташу». Но напрасно она так насмешливо говорит о Денисове: «мосье», напрасно называет его дураком; Наташа сердцем понимает Денисова лучше, чем ее мать. Этот отчаянный человек ищет и ждет чистой любви так же нетерпеливо, как наглый Долохов. Все его романтические влюбленности — только поиски, только ожидание настоящей любви. И вот он встретил девушку, о которой мечтал, но она — еще ребенок; за что ему, такому храброму и доброму, выпало это тяжкое испытание?

Это поймет позже князь Андрей: встретясь с Денисовым уже после разрыва с Наташей, он, гордый и ревнивый князь Болконский, с нежностью вспомнит рассказы Наташи об этом хорошем человеке, о его любви к ней; и не боль, не злобу вызовет у него мысль, что они с Денисовым любили одну женщину, но грустное сожаление.

А впереди у Денисова еще много печалей, именно потому, что он добр и честен. Он торопится в полк — зачем ему теперь оставаться в Москве. Он торопится в полк — там он нужен, там его любят, там его место. Но в полку многое изменилось.

За то время, что Денисов был в отпуске, Наполеон успел вступить в войну с Пруссией, разбить за несколько дней прусскую армию и двинуть свои войска навстречу русским. Положение русских войск было ужасно прежде всего потому, что они стояли в разоренных дотла немецких деревнях.

«Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей».

Вернувшись в полк и увидев, что солдаты голодают, Денисов отправился на дорогу и попросту силой отбил у пехотинцев обоз с провиантом. Этот его поступок имел самые серьезные последствия, потому что в провиантском ведомстве, куда Денисова послали объясняться, он увидел... Телянина!

Вот когда оказалось, что напрасно офицеры Павлоградского полка пощадили Телянина — он-то не даст Денисову пощады.

Но прямой и честный Денисов не в состоянии понять всего, что с ним произошло. Он же взял провиант, «чтобы кормить своих солдат», а Телянин сидит в провиантском ведомстве, «чтобы класть в карман»! Не сдержавшись,  Д е н и с о в  и з б и л  Т е л ян и н а  —  т е п е р ь  е м у  г р о з и т  суд «за г'азбой».

По законам офицерской чести Денисов прав, и товарищи его понимают это. Но по законам бюрократической машины он виноват; в полк приходят бумаги, запросы — и Денисов, скрепя сердце, решается поехать с легкой раной в госпиталь, чтобы избегнуть необходимости являться к начальству.

Сцена в госпитале, куда Ростов приехал проведать Денисова, очень грустна. Не случайно здесь же оказывается потерявший руку капитан Тушин — мы помним, как в глазах Багратиона Жерков оказался более надежным офицером, чем Тушин. И теперь он смотрит своими большими грустными глазами на Денисова, опасаясь за него.

Денисов еще ничего не понимает и не хочет просить о помиловании: «Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь; я честно служил царю и отечеству и не крал!»

Но Денисов уже не тот, что прежде. Судебное дело подкосило его — он уже не спрашивает Ростова о товарищах, о делах полка; его интересует только тяжба с провиантским ведомством. Сломили Денисова. И, самое обидное, не враги сломили, не в бою, а свои же. И еще товарищи уговаривают, чтобы он перестал бороться за справедливость, написал царю прошение о помиловании.

«— Видно, плетью обуха не пег'ешибешь, — сказал он... подавая Ростову большой конверт. Это была просьба на имя государя... в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.

— Пег'едай, видно... — Он не договорил и улыбнулся болезненно-фальшивой улыбкой».

Но и это не помогло. Царь отклонил прошение Денисова.

Теперь он на долгие годы — опальный, мрачный неудачник. До сих пор жизнь представлялась ему ясной: будь честен и храбр — и ты заслужишь уважение и почет. Все оказалось совсем не так просто. Никто не вспомнил его заслуг, его храбрости — Телянин победил, а он осужден.

Несчастная любовь к Наташе тоже сыграла свою роль в глубоком отчаянии Денисова. Оказалось: можно чисто и преданно полюбить девушку, но этого еще недостаточно, чтобы она тоже тебя полюбила.

Главное же, что сломило Денисова, несправедливость того мира, в котором еще недавно все было просто и ясно.

И все-таки Денисов останется верен тому нравственному идеалу, о котором мечтал с юности. В 1812 году он забудет свои обиды, не до них; он пойдет в партизаны и станет защищать не царя — отечество.

После войны он опять будет никому не нужен, снова станет брюзжать, но однажды скажет Пьеру: «Бунт — вот это так!» — и, может быть, он тоже придет на Сенатскую площадь, потому что очень разными путями придут туда разные люди, объединенные только одним — мечтой о справедливости.

6. НИКОЛАЙ РОСТОВ

Он вовсе не самый наш любимый герой в «Войне и мире». Многое в нем чуждо и неприятно нам. Но то, что он чувствует, часто помогает нам понять себя, и многие его переживания очень нам знакомы.

Вот он едет в отпуск в Москву, уже въезжает и думает: «Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!»

Мне всегда вспоминается Пушкин: «Пошел! Уже столпы заставы Белеют; вот уж по Тверской Возок несется чрез ухабы. Мелькают мимо будки, бабы, Мальчишки, лавки, фонари, Дворцы, сады, монастыри, Бухарцы, сани, огороды, Купцы, лачужки, мужики, Бульвары, башни, казаки, Аптеки, магазины моды, Балконы, львы на воротах И стаи галок на крестах».

У Пушкина так въезжает в Москву Татьяна, но ведь видит-то он сам, так он увидел Москву, привезенный туда фельдъегерем из ссылки в 1826 году, через двадцать лет после Николая Ростова.

Но и не только Пушкин. Разве мы все не так же нетерпеливо подъезжаем к родному дому, с умилением узнаем самые обычные предметы и огорчаемся, когда родной долгожданный дом стоит «неподвижно, нерадушно...» Так знакомо и то, что испытал Николай через несколько минут после приезда: «Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали: но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он все ждал чего-то еще, и еще, и еще».

И эта естественная легкость, с которой он — офицер, взрослый мужчина — входит в свой детский мир; ему понятно и «сожжение руки линейкой для показания любви», и Наташина болтовня, и то, что она пыталась надеть его сапоги со шпорами, а Соня кружилась по комнате, раздувая платье,— все это, оказывается, было в нем все долгие месяцы под ядрами и пулями, а теперь ожило и расцвело.

Конечно, он уже мужчина — мы видели это под Аустерлицем. Но ничто вернее не доказывает, какой он еще мальчишка, чем его старанье утвердить свою взрослость. «Отчаяние за невыдержанный из закона божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней — он про все это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь.

Теперь он — гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег... У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером... Он дирижировал мазурку на бале...»

Весь этот приезд домой проходит под знаком самоутверждения, необходимости доказать всем и себе самому, что он взрослый, Соней ему заниматься некогда; у него мужские дела: обед в Английском клубе, дуэль Долохова с Пьером, карты, бега...

У старого графа Ростова другие заботы: перезаложить все имения, чтобы Николушка мог завести собственного рысака «и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами...»

Потом старому графу приходится приложить немало сил, чтобы замять участие сына в дуэли и пристроить его в Москве.

Николай всего этого не замечает, как не замечаем мы все забот родителей. Он не замечает даже того, что Долохов влюблен в Соню, — об этом сказала ему Наташа, которая не любит Долохова и чуть не поссорилась из-за него с братом. Но Николай занят своей мужской жизнью, большую часть времени он проводит вне дома.

И вдруг происходит крушение. Не пустяк, не мелочь — катастрофа. Долохов отлично знает, что значит для Николая проиграть сорок три тысячи, но он холодно мстит; он-то проиграл Соню!

Есть несколько сцен в «Войне и мире», которые невозможно толковать — только перечитывать и вспоминать свое. Такова сцена между Николаем и отцом после проигрыша. Мы видели все муки Николая в гостинице у Долохова, когда «вся игра сосредоточилась на одном Ростове», проигрыш рос; Николай «то молился богу... то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку, спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке, и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш...»

И бесконечно вертелись в его голове мысли — как у Пьера, когда он расстался с женой.

Но Пьер думал о добре и зле, обвинял себя, а Николай старался себя оправдать: «Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого-нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие?..»

Он  с д е л а л  дурное — и за это ему такое несчастье. Но он никогда не поймет своей вины. Он виноват в том, что не умеет думать. Наташа чутьем поняла, что Долохов злой человек. У Николая не хватило на это чутья, а умом он понять не может; ум его не развит, он не умеет им пользоваться.

Да, он научился быть мужчиной в том понимании, какое ему доступно. Проиграв сорок три тысячи и услышав спокойное замечание Долохова: «А устаешь, однако, так долго сидеть», — он так же спокойно отвечает: «Да, и я тоже устал», хотя про себя думает: «Теперь пуля в лоб — одно остается». У него хватает достоинства не позволить Долохову рассуждать о Соне: «Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего!»

Но, приехав домой, к отцу, он снова становится мальчишкой: «Папа, я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно».

Все, что он говорит дальше, так же безобразно, как: «Я было и забыл». Он понимает, что ведет себя постыдно, но уже не может изменить свой тон. Краснея, «с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить», развязным тоном Николай произносит:

«Что же делать! С кем это не случалось!» В душе он считает себя «негодяем, подлецом, который целою жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения...»

Вы помните конец этой сцены? «Николай готовился на отпор», но отпора не было. Старый граф едва не умер, услышав про сорок три тысячи, но и здесь он остался собой. «Да, да, — проговорил он, — трудно, я боюсь, трудно достать... с кем не бывало! да, с кем не бывало...»

Можно не любить Николая за многое, но здесь, в этой сцене, жалеешь и любишь его. «— Папенька! па...пенька! — закричал он ему вслед, рыдая, — простите меня! — И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал».

Вернувшись в полк, Ростов «решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям». Может быть, это первое по-настоящему взрослое его решение; и он выполнит его, но жизнь пошлет его неискушенному уму новое испытание: случится беда с Денисовым.

Николай честный человек, мы много раз убеждались в этом. Он преодолел в себе трусость; он презирал себя, когда расхвастался у Бориса; он не только мучительно пережил свой проигрыш, но и нашел выход — ограничить себя во всем и вернуть долг родителям.

Да, он честен. Но оказывается, что быть только честным — мало, надо еще уметь размышлять и рассуждать, и делать выводы, а этого-то не умеет и потому не любит Николай.

Как честный человек он бросается на помощь другу: едет к Денисову в госпиталь и оттуда отправляется в Тильзит искать царя, чтобы просить его помиловать Денисова.

Колесо истории тем временем резко повернулось. Проиграв французам сражение при Фридланде, Александр I понял, что воевать с Наполеоном ему не под силу, и решился на дружбу с ним.

Наполеону тоже была выгодна передышка. Оба императора встретились в Тильзите, имели долгую беседу, после которой объявили себя друзьями. Вчерашний враг императора Александра и рода человеческого, узурпатор, посланец дьявола Бонапарте сегодня стал царственным братом, императором Наполеоном. Борис Друбецкой, конечно, с легкостью принял эту перемену: в его доме уже собираются французские офицеры, пьют и веселятся — он считает это естественным.

Но Николай Ростов, приехавший к Борису поздно вечером, переполненный впечатлениями госпиталя, где никто не лечит живых и не убирает мертвых, озлобленный и огорченный делом Денисова, — Николай с его природной честностью не может смотреть на французов без враждебности. В эту встречу окончательно стало ясно, что Борис с Николаем разошлись навсегда и что рассчитывать на помощь Бориса в деле Денисова безнадежно. Оставалось одно: прорываться к царю. Случай помог — письмо удалось передать. Николай видел своими глазами, как появился царь, слышал своими ушами, как он ответил передавшему письмо генералу: «Не могу, генерал, и потому не могу, что закон сильнее меня...»

Казалось бы, Николай, убежденный в правоте Денисова, знающий, кто такой Телянин, должен возмутиться против всякого, кто не захочет восстановить справедливость. Но... «чувство восторга и любви к государю с прежнею силою воскресло в душе Ростова», и, когда царь «поехал галопом по улице, Ростов, не помня себя от восторга, с толпою побежал за ним».

Сейчас начнется торжественная церемония — демонстрация дружбы двух великих императоров.

Еще вчера стрелявшие друг в друга солдаты сегодня должны, по мнению своих повелителей, чуть ли не брататься и уж во всяком случае мгновенно почувствовать себя союзниками. Пароль назначается в один день: «Наполеон, Франция, храбрость», в другой — «Александр, Россия, величие»; Наполеон награждает храбрейшего из русских солдат (называют ему, разумеется, первого попавшегося) орденом Почетного Легиона; Александр в ответ посылает «Георгия самому храброму из французских гвардейцев...»

Отказ Александра I помиловать Денисова мог бы показаться справедливым; действительно, закон должен быть сильнее царя. Но на фоне всей этой лживой пышности, этого парада, этой дружбы с вчерашним врагом проступок Денисова кажется таким незначительным, а громкие слова Александра — такими лицемерными!

Даже Ростов чувствует неладное, в душе его — сумятица. «То ему вспоминался Денисов с своим изменившимся выражением, с своею покорностью и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями... То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Александр. Для чего же оторванные руки и ноги, убитые люди?.. Он заставал себя на таких странных мыслях, что пугался их». (Курсив мой. — Н. Д.)

В том-то и дело, что, победив в себе страх перед пулями, Николай не научился побеждать страх перед мыслями. Он  б о и т с я  д у м а т ь  — это качество очень удобно его командирам и его императору; он прекрасный подданный, но плохой гражданин, потому что истинный гражданин прежде всего додумывает все до конца.

Вечером, за обедом, когда разговор зашел о дружбе с французами и товарищи Ростова высказывали свое недовольство, он молчал и пил, «он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них», именно поэтому, придравшись к чьим-то вполне невинным словам, он «начал кричать с горячностью, ничем не оправданною и потому очень удивившею офицеров:

— Мы не чиновники дипломатические, а мы солдаты и больше ничего... Велят нам умирать — так умирать... А то коли бы мы стали обо всем судить да рассуждать, так этак ничего святого не останется... Наше дело исполнять свой долг, рубиться и не думать, вот и все...»

Так кричал Николай Ростов в 1807 году — казалось бы, что же тут страшного: солдат и правда должен подчиняться приказу. Но в эпилоге романа Николай скажет Пьеру: «Вели мне сейчас Аракчеев идти на вас с эскадроном и рубить — ни на секунду не задумаюсь и пойду». 14 декабря он  м о г  бы выйти на Сенатскую площадь с  д р у г о й  с т о р о н ы,  с теми, кто защищал царя, не размышляя. Это могло бы произойти, потому что совсем еще молодым он запретил себе то, что человек обязан делать всю жизнь, — думать над каждым своим поступком, думать и о том, что происходит на его глазах.

ПРОДОЛЖЕНИЕ: 7. ПОЛКОВНИК БЕРГ >>>