СТИХИ О ПЕТЕРБУРГЕ[1]
I
Вновь Исакий в облаченьи[2]
Из литого серебра.
Стынет в грозном нетерпеньи
Конь Великого Петра.[3]
Ветер душный и суровый
С черных труб сметает гарь...
Ах! своей столицей новой
Недоволен государь.
II
Сердце бьется ровно, мерно,
Что мне долгие года!
Ведь под аркой на Галерной[4]
Наши тени навсегда.
Сквозь опущенные веки
Вижу, вижу, ты со мной,
И в руке твоей навеки
Нераскрытый веер мой.
Оттого, что стали рядом
Мы в блаженный миг чудес,
В миг, когда над Летним садом
Месяц розовый воскрес, –
Мне не надо ожиданий
У постылого окна
И томительных свиданий.
Вся любовь утолена,
Ты свободен, я свободна,
Завтра лучше, чем вчера, –
Над Невою темноводной,
Под улыбкою холодной
Императора Петра.
1913
***
О, это был прохладный день
В чудесном городе Петровом!
Лежал закат костром багровым,
И медленно густела тень.
Пусть он не хочет глаз моих,
Пророческих и неизменных.
Всю жизнь ловить он будет стих,
Молитву губ моих надменных.
1913
***
В последний раз мы встретились тогда[5]
На набережной, где всегда встречались.
Была в Неве высокая вода,
И наводненья в городе боялись.
Он говорил о лете и о том,
Что быть поэтом женщине – нелепость.
Как я запомнила высокий царский дом[6]
И Петропавловскую крепость! –
Затем что воздух был совсем не наш,
А как подарок Божий, – так чудесен.
И в этот час была мне отдана
Последняя из всех безумных песен.
1914
***
Как люблю, как любила глядеть я
На закованные берега,
На балконы, куда столетья
Не ступала ничья нога.
И воистину ты – столица
Для безумных и светлых нас;
Но когда над Невою длится
Тот особенный, чистый час
И проносится ветер майский
Мимо всех надводных колонн,
Ты – как грешник, видящий райский
Перед смертью сладчайший сон...
1916
***
Двадцать первое. Ночь. Понедельник.
Очертанья столицы во мгле.
Сочинил же какой-то бездельник,
Что бывает любовь на земле.
И от лености или со скуки
Все поверили, так и живут:
Ждут свиданий, боятся разлуки
И любовные песни поют.
Но иным открывается тайна,
И почиет на них тишина...
Я на это наткнулась случайно
И с тех пор всё как будто больна.
1917
ПЕТРОГРАД, 1919[7]
И мы забыли навсегда,
Заключены в столице дикой,
Озёра, степи, города
И зори родины великой.
В кругу кровавом день и ночь
Долит жестокая истома...
Никто нам не хотел помочь
За то, что мы остались дома,
За то, что, город свой любя,
А не крылатую свободу,
Мы сохранили для себя
Его дворцы, огонь и воду.
Иная близится пора,
Уж ветер смерти сердце студит,
Но нам священный град Петра
Невольным памятником будет.
1921
***
От тебя я сердце скрыла,[8]
Словно бросила в Неву...
Приручённой и бескрылой
Я в дому твоём живу.
Только... ночью слышу скрипы.
Что там – в сумраках чужих?
Шереметевские липы...
Перекличка домовых...
Осторожно подступает,
Как журчание воды,
К уху жарко приникает
Чёрный шепоток беды –
И бормочет, словно дело
Ей всю ночь возиться тут:
"Ты уюта захотела,
Знаешь, где он – твой уют?
1936
***
Годовщину последнюю празднуй –[9]
Ты пойми, что сегодня точь-в-точь
Нашей первой зимы – той, алмазной –
Повторяется снежная ночь.
Пар валит из-под царских конюшен,[10]
Погружается Мойка во тьму,
Свет луны как нарочно притушен,
И куда мы идём – не пойму.
Меж гробницами внука и деда[11]
Заблудился взъерошенный сад[12].
Из тюремного вынырнув бреда,
Фонари погребально горят.
В грозных айсбергах Марсово поле,
И Лебяжья лежит в хрусталях...[13]
Чья с моею сравняется доля,
Если в сердце веселье и страх.
И трепещет, как дивная птица,
Голос твой у меня над плечом.
И внезапным согретый лучом,
Снежный прах так тепло серебрится.
1939
Из цикла "Северные элегии"
Россия Достоевского. Луна[14]
Почти на четверть скрыта колокольней.
Торгуют кабаки, летят пролётки,
Пятиэтажные растут громады
В Гороховой, у Знаменья, под Смольным.[15]
Везде танцклассы, вывески менял,
А рядом: "Henriette", "Basile", "Andre"
И пышные гроба: "Шумилов-старший".
Но, впрочем, город мало изменился.
Не я одна, но и другие тоже
Заметили, что он подчас умеет
Казаться литографией старинной,
Не первоклассной, но вполне пристойной,
Семидесятых, кажется, годов.
Особенно зимой, перед рассветом,
Иль в сумерки – тогда за воротами
Темнеет жёсткий и прямой Литейный[16],
Ещё не опозоренный модерном,
И визави меня живут – Некрасов
И Салтыков...[17]
1940
ЛЕТНИЙ САД
Я к розам хочу, в тот единственный сад,[18]
Где лучшая в мире стоит из оград,
Где статуи помнят меня молодой,
А я их под невскою помню водой.
В душистой тиши между царственных лип
Мне мачт корабельных мерещится скрип.
И лебедь, как прежде, плывёт сквозь века,
Любуясь красой своего двойника.
И замертво спят сотни тысяч шагов
Врагов и друзей, друзей и врагов.
А шествию теней не видно конца
От вазы гранитной до двери дворца.
Там шепчутся белые ночи мои
О чьей-то высокой и тайной любви.
И всё перламутром и яшмой горит,
Но света источник таинственно скрыт.
1959
ПОЭМА БЕЗ ГЕРОЯ[19]
(Часть I, глава 3)
И под аркой на Галерной...
А. Ахматова
В Петербурге мы сойдёмся снова,
Словно солнце мы похоронили в нём.
О. Мандельштам
То был последний год...
М. Лозинский
Петербург 1913 года. Лирическое отступление: последнее воспоминание о Царском Селе[20]. Ветер, не то вспоминая, не
то пророчествуя, бормочет:
Были святки кострами согреты[21],
И валились с мостов кареты[22],
И весь траурный город плыл
По неведомому назначенью,
По Неве или против теченья, –
Только прочь от своих могил.
На Галерной чернела арка[23],
В Летнем тонко пела флюгарка,
И серебряный месяц ярко
Над серебряным веком стыл.
Оттого, что по всем дорогам,
Оттого, что ко всем порогам
Приближалась медленно тень,
Ветер рвал со стены афиши,
Дым плясал вприсядку на крыше
И кладбищем пахла сирень.
И царицей Авдотьей заклятый,[24]
Достоевский и бесноватый,
Город в свой уходил туман,
И выглядывал вновь из мрака
Старый питерщик и гуляка,
Как пред казнью бил барабан...[25]
И всегда в духоте морозной,
Предвоенной, блудной и грозной,
Жил какой-то будущий гул...
Но тогда он был слышен глуше,
Он почти не тревожил души
И в сугробах невских тонул.
Словно в зеркале страшной ночи
И беснуется, и не хочет
Узнавать себя человек,
А по набережной легендарной
Приближался не календарный –
Настоящий Двадцатый Век.
А теперь бы домой скорее
Камероновой Галереей
В ледяной таинственный сад,
Где безмолвствуют водопады,
Где все девять мне будут рады,[26]
Как бывал ты когда-то рад,
Что над юностью встал мятежной,
Незабвенный мой друг и нежный,
Только раз приснившийся сон,
Чья сияла юная сила,
Чья забыта навек могила,
Словно вовсе и не жил он.
Там, за островом, там, за садом,
Разве мы не встретимся взглядом
Наших прежних ясных очей?
Разве ты мне не скажешь снова
Победившее смерть слово
И разгадку жизни моей?
(1940–1962)
|
1. "Стихи о Петербурге"
– из сборника "Чётки".
Первая часть создаёт пейзаж, родственный мандельштамовскому.
Петербург обозначен как имперский центр – Исаакиевский собор, Медный всадник, холод и величественность. Во второй части декорация становится более прозрачной,
человечной: ледяную монолитность заменяет нежная хрупкость инея, в которую оказывается вплетено биение живого сердца.
См. подробнее о Петербурге А. А. Ахматовой в книге Н. П. Анциферова "Непостижимый город...".
(вернуться)
2. "Вновь Исакий в облаченьи..." – Исаакиевский собор, построенный в честь покровителя
Петра I византийского монаха Исаака Далматского, причисленного к лику святых (архитектор Огюст Монферран, собор строился с 1818-го по 1858 год). (вернуться)
3. "Конь Великого Петра." – Медный всадник, памятник Петру I на
Сенатской площади (между Исаакиевским собором и Невой). (вернуться)
4. "...под аркой на Галерной..." – арка, соединяющая здания Сената и Синода, где
проходит Галерная улица. (вернуться)
5. "В последний раз мы встретились..." – из
сборника "Белая стая".
Петербург Ахматовой всегда смягчён, всегда немного изящнее, легче, чем имперский град Петра, возникающий за строками Мандельштама.
Петербург Ахматовой – это город любви, который с его только названными архитектурными деталями является фоном, декорацией. Но декорация эта
почти диктует поэту его чувства: именно так можно (нужно) любить в этом городе. Ахматова пишет не о городе и его архитектурном облике, а о себе и о любви.
(вернуться)
6. "...высокий царский дом..." – Зимний дворец, расположенный на противоположном
Петропавловской крепости берегу Невы. (вернуться)
7. "Петроград, 1919" – в первой публикации (1923) под названием "Согражданам". (вернуться)
8. "От тебя я сердце скрыла..." – обращено к Н. Н. Пунину. Связано с
окончательным разрывом Ахматовой с Пуниным.
Пунин Николай Николаевич (1888 – 1953) – искусствовед. С середины 1920-х по 1936 год – муж А. А. Ахматовой (официально брак не был зарегистрирован). (вернуться)
9. "Годовщину последнюю празднуй..." – первоначально было обращено к В. Г. Гаршину и
в первой строке вместо "последнюю" было "весёлую": отношения с Гаршиным, начавшиеся в 1938 году, были прерваны летом 1944-го после возвращения Ахматовой из эвакуации
(в "Беге времени" неверная дата – "1938"). (вернуться)
10. "Пар валит из-под царских конюшен..." – царские конюшни на Конюшенной площади между
рекой Мойкой и Марсовым полем. (вернуться)
11. "Меж гробницами внука и деда..." – церковь Вознесения Христова (Спас на Крови),
построенная на месте, где в 1881 году был смертельно ранен Александр II, и Михайловский замок, в котором в 1891 году был убит Павел I. (вернуться)
12. "взъерошенный сад..." – Михайловский сад. (вернуться)
13. "И Лебяжья лежит в хрусталях..." – Лебяжья канавка, протекает о Невы к Михайловскому
саду между Марсовым Полем и Летним садом. (вернуться)
14. "Россия Достоевского. Луна..." – первое стихотворение цикла
(«Предыстория»), помеченное 3 сентября 1940 года, написано вскоре после завершения «Реквиема», когда расставание с собой (прежней) произошло:
Нет, это не я, это кто-то другой страдает.
Я бы так не могла...
См. полностью цикл "Северные элегии" на сайте "Литература для школьников". (вернуться)
15. "В Гороховой, у Знаменья, под Смольным..." – перечислены районы
интенсивных застроек Петербурга в 1900-е годы: улица Гороховая, церковь Входа Господня в Иерусалим (Знаменская) на углу Невского и Лиговского проспектов,
Смольный Воскресенский собор (1749 – 1835, арх. Б. Растрелли, заканчивал отделку В. Стасов). (вернуться)
16. " жёсткий и прямой Литейный..." – Литейный проспект в Петербурге от р. Невы
до Невского проспекта. (вернуться)
17. " И визави меня живут..." – позади Фонтанного Дома, заслонённого в начале ХХ
века новыми зданиями в стиле модерн, на Литейном в домах № 36 и 60 жили Н. А. Некрасов и М. Е. Салтыков-Щедрин. (вернуться)
18. "Летний сад" – в стихотворении названы реалии Летнего сада в Петербурге
(тогда – Ленинграде): знаменитая решётка Летнего сада; статуи, затопленные водой во время наводнения 1924 года; лебеди в пруду и их отражение – обязательный
атрибут Летнего сада в тёплое время года; гранитная ваза у входа со стороны Михайловского замка и Летний дворец Петра I на противоположной стороне, где река
Фонтанка впадает в Неву. (вернуться)
19. "Поэма без героя" – в более поздних стихах Ахматовой образ Петербурга меняется.
В первой части "Поэмы без героя", по-пушкински названной в подзаголовке "петербургской повестью", возникает несколько другой Петербург –
карнавальный и "достоевский". С расстояния пройденных лет Ахматова увидит страшный перелом времени, и станет ясно, что её Петербург ушёл вместе с
серебряным веком.
См. (полный текст поэмы) на сайте "Литература для школьников".
Первый эпиграф – из стихотворения А. Ахматовой "Сердце бьётся ровно, мерно..." (1913) с небольшим разночтением: в первоисточнике: "Ведь под аркой на Галерной...".
Второй эпиграф – первые строки стихотворения О. Мандельштама "В Петербурге мы сойдёмся снова..." (1920).
Третий эпиграф – начало первой строки стихотворения М. Лозинского "То был последний год. Как чаша в сердце храма..." (1914). (вернуться)
20. Ремарка – Последнее воспоминание о Царском Селе – ср. со стихотворением А. С. Пушкина
"Воспоминание о Царском Селе" (1829). (вернуться)
21. Были святки кострами согреты... – костры были, с одной стороны, частью праздничных
гуляний, с другой – насущной необходимостью в дни самых сильных (рождественских и крещенских) морозов. (вернуться)
22. И валились с мостов кареты... – Ахматова поясняла: "Кареты валились с мостов (не в реку,
конечно, а просто пятятся обратно с крутых мостиков)". (вернуться)
23. На Галерной чернела арка... – арка, соединяющая здания Сената и Синода, между которыми
проходит Галерная улица. (вернуться)
24. Царица Авдотья – Евдокия (до замужества Прасковья) Федоровна Лопухина (1669–1731) – первая
жена Петра I, после отстранения от престола была насильно пострижена в монахини и сослана в Покровский монастырь в Суздаль. По преданию, прокляла
Петербург: "Быть пусту месту сему". (вернуться)
25. Как пред казнью бил барабан... – в заметках к автобиографической прозе Ахматова писала,
что "Петербург 90-х годов, Петербург Достоевского ... весь в барабанном бое, так всегда напоминающем смертную казнь". (вернуться)
26. "все девять" – девять муз. (вернуться)
|
