Главная | Символизм | Акмеизм | Футуризм | Кубофутуризм | Эгофутуризм | "Мезонин поэзии" | "Центрифуга" | ЛЕФ | Лирический круг | Имажинизм

Акмеизм (от греч. akme – высшая степень чего-либо, расцвет, зрелость, вершина, остриё) – одно из модернистских течений в русской поэзии 1910-х годов, сформировавшееся как реакция на крайности символизма. Акмеисты объединились в группу "Цех поэтов", в 1912-1913 гг. издавали журнал "Гиперборей". Главные идеи акмеизма были изложены в программных статьях Н. Гумилева «Наследие символизма и акмеизм» и С. Городецкого «Некоторые течения в современной русской поэзии», опубликованных в 1913 году в №1  журнала «Аполлон» (литературном органе группы в период ее расцвета), издававшемся под редакцией С. Маковского.

Основные принципы акмеизма:

• освобождение поэзии от символистских призывов к идеальному, возвращение ей ясности;
• отказ от мистической туманности, принятие земного мира в его многообразии, зримой конкретности, звучности, красочности;
• стремление придать слову определённое, точное значение;
• предметность и чёткость образов, отточенность деталей;
• обращение к человеку, к "подлинности" его чувств;
• поэтизация мира первозданных эмоций, первобытно-биологического природного начала;
• перекличка с минувшими литературными эпохами, широчайшие эстетические ассоциации, "тоска по мировой культуре"

Сергей Городецкий

***

Налегла и дышать не даёт
Эта злобная, тёмная ночь.
Мне её ни с земли, ни с высот
Не согнать, не стащить, не сволочь.

Есть для глаз пара медных грошей,
Лихо пляшет по телу озноб.
Мчится в крыльях летучих мышей
Мимо окон измёрзнувший гроб.

Золотой чешуёю звеня
И шипя издыхающим ртом,
Гаснет в мокрой печи головня,
Холод барином входит в мой дом.

Не стянуть отсыревших сапог
И пальтишком костей не согреть.
Но весны нарастающий рог
Мне трубит, что нельзя умереть.

1919

Николай Гумилёв

Сонет

Я, верно, болен: на сердце туман,
Мне скучно всё – и люди, и рассказы,
Мне снятся королевские алмазы
И весь в крови широкий ятаган.

Мне чудится (и это не обман),
Мой предок был татарин косоглазый,
Свирепый гунн... Я веяньем заразы,
Через века дошедшей, обуян.

Молчу, томлюсь, и отступают стены:
Вот океан, весь в клочьях белой пены.
Закатным солнцем залитый гранит

И город с голубыми куполами.
С цветущими жасминными садами,
Мы дрались там... Ах, да! Я был убит.

1912

Владимир Нарбут

Встреча

Тебя забыл я... И какою
Ты предо мной тогда прошла,
Когда к вечернему покою
Сходила мгла на купола?..

В равнинном устье бесконечно
Текли позорные года.
Я думал: уж тебя, конечно,
Не повстречаю – никогда...

Но как обманут был нежданно:
Стекло зеркал ночных следя,
Заметил профиль сребротканый
И лилию – хрустальней льда!

И вот – ты предо мной в тумане
Стоишь такой, как в первый раз:
Со взором, никнущим в обмане
Янтарно-чёрных скорбных глаз...

1909

Анна Ахматова

***

Сжала руки под тёмной вуалью...
"Отчего ты сегодня бледна?"
– Оттого, что я терпкой печалью
Напоила его допьяна.

Как забуду? Он вышел, шатаясь,
Искривился мучительно рот...
Я сбежала, перил не касаясь,
Я бежала за ним до ворот.

Задыхаясь, я крикнула: "Шутка
Всё, что было. Уйдёшь, я умру".
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне: "Не стой на ветру".

8 января 1911 (сборник "Вечер")

Осип Мандельштам

***

На бледно-голубой эмали,
Какая мыслима в апреле,
Берёзы ветви поднимали
И незаметно вечерели.

Узор отточенный и мелкий,
Застыла тоненькая сетка,
Как на фарфоровой тарелке
Рисунок, вычерченный метко, –

Когда его художник милый
Выводит на стеклянной тверди,
В сознании минутной силы,
В забвении печальной смерти.

1909

Михаил Зенкевич

Ноябрьский день

Чад в мозгу, и в лёгких никотин -
В туман пополз... О, как тяжёл ты
После льдистых дождевых крестин,
День визгливый под пелёнкой жёлтой!

Узкий выход к белому удушью, –
Все сирены плачут, и гудки
С воем одевают взморье тушью,
И трясут дома ломовики.

И бесстыдней скрытые от взоров
Нечистоты дня в подземный мрак
Пожирает чавкающий боров
Сточных очистительных клоак.

И в тревоге вновь душа томится,
Чтоб себя пред тьмой не обмануть:
Золота промытого крупица
Не искупит всю дневную муть.

1912

Георгий Адамович

***

Вот всё, что помню: мосты и камни,
Улыбка наглая у фонаря...
И здесь забитые кем-то ставни.
Дожди, безмолвие и заря.

Брожу... Что будет со мной, не знаю,
Но мысли, – но мысли только одни.
Кукушка, грустно на ветке качаясь,
Считает гостю редкому дни.

И дни бессчётны. Пятнадцать, сорок.
Иль бесконечность? Всё равно.
Не птице серой понять, как скоро
Ветхий корабль идёт на дно.