Главная | Символизм | Акмеизм | Футуризм | Кубофутуризм | Эгофутуризм | "Мезонин поэзии" | "Центрифуга" | ЛЕФ | Лирический круг | Имажинизм

Ничевоки | Новокрестьянские поэты | Поэты "Сатирикона" | Конструктивисты | Обэриуты | Поэты вне течений | Персоналии


Серебряный век. Обэриуты

Так называли себя представители литературной группы поэтов, писателей и деятелей культуры, организованной при Ленинградском Доме печати, директор которого Н.Баскаков довольно доброжелательно относился к представителям "левого" искусства. Этот термин произошёл от сокращённого названия "Объединение реального искусства" (ОБЭРИУ), причём буква "у" была добавлена в аббревиатуру, как принято сейчас выражаться, "для прикола", что как нельзя нагляднее демонстрирует суть творческого мировоззрения участников группы.

Датой образования ОБЭРИУ считается 24 января 1928 года, когда в Ленинградском Доме печати состоялся вечер "Три левых часа". Именно на нём обэриуты впервые заявили об образовании группы, представляющей "отряд левого искусства". В ОБЭРИУ вошли И.Бахтерев, А.Введенский, Д.Хармс (Ювачев), К.Вагинов (Вангейнгейм), Н.Заболоцкий, писатель Б.Левин. К обэриутам были близки художники К.Малевич и П.Филонов.

Обэриуты попытались в конце 1920-х годов вернуться к некоторым традициям русского модернизма, в частности футуризма, обогатив их гротескностью и алогизмом. Они культивировали поэтику абсурда, предвосхитив европейскую литературу абсурда, по крайней мере, на два десятилетия. С футуристами соотносится обэриутская эксцентричность и парадоксальность, а также антиэстетический эпатаж, который в полной мере проявлялся во время публичных выступлений.

Поэтика обэриутов основывалась на понимании ими слова "реальность". "Истинное искусство, – писал Хармс, – стоит в ряду первой реальности, оно создаёт мир и является его первым отражением". В таком понимании искусства обэриуты являлись "наследниками" футуристов, которые утверждали, что искусство существует вне быта и пользы. Хармс и Введенский, чьи творческие установки лежали в основе поэтики обэриутов, при всём различии их литературной манеры имели одну общую черту: алогичность Хармса и "бессмыслица" Введенского были призваны демонстрировать, что только абсурд передаёт бессвязность жизни и смерти в постоянно меняющемся пространстве и времени.

 

Николай Заболоцкий

Начало осени

Старухи, сидя у ворот,
Хлебали щи тумана, гари.
Тут, торопяся на завод,
Шёл переулком пролетарий.
Не быв задетым центром О,
Он шёл, скрепив периферию,
И ветр ломался вкруг него.
Приходит соболь из Сибири,
И представляет яблок Крым,
И девка, взяв рубля четыре,
Ест плод, любуясь молодым.
В его глазах – начатки знанья,
Они потом уходят в руки,
В его мозгу на состязанье
Сошлись концами все науки.
Как сон житейских геометрий,
В необычайно крепком ветре
Над ним домов бряцали оси,
И в центре О мерцала осень.
И к ней касаясь хордой, что ли,
Качался клён, крича от боли,
Качался клён, и выстрелом ума
Казалась нам вселенная сама.

1928



Александр Введенский

Гость на коне (отрывок)

Конь степной
бежит устало,
пена капает с конских губ.
Гость ночной,
тебя не стало,
вдруг исчез ты на бегу.
Вечер был.
Не помню твёрдо,
было всё черно и гордо.
Я забыл
существованье
слов, зверей, воды и звёзд.
Вечер был на расстояньи[1]
от меня на много вёрст.
Я услышал конский топот
и не понял этот шёпот,
я решил, что это опыт
превращения предмета
из железа в слово, в ропот.
в сон, в несчастье, в каплю света.
Дверь открылась,
входит гость.
Боль мою пронзила
кость.
Человек из человека
наклоняется ко мне,
на меня глядит как эхо,
он с медалью на спине.
Он обратною рукою
показал мне – над рекою
рыба бегала во мгле,
отражаясь как в стекле.
Я услышал, дверь и шкап
сказали ясно:
конский храп.
Я сидел и я пошёл
как растение на стол,
как понятье неживое,
как пушинка или жук,
на собранье мировое
насекомых и наук,
гор и леса,
скал и беса,
птиц и ночи,
слов и дня.
Гость, я рад,
я счастлив очень,
я увидел край коня...

1931 -1934

 

Даниил Хармс

Постоянство веселья и грязи

Вода в реке журчит, прохладна,
и тень от гор ложится в поле,
и гаснет в небе свет. И птицы
уже летают в сновиденьях.
И дворник с чёрными усами [2]
стоит всю ночь под воротами
и чешет грязными руками
под грязной шапкой свой затылок.
И в окнах слышен крик весёлый,
и топот ног, и звон бутылок.

Проходит день, потом неделя,
потом года проходят мимо.
и люди стройными рядами
в своих могилах исчезают.
А дворник с чёрными усами
стоит года под воротами
и чешет грязными руками
под грязной шапкой свой затылок.
И в окнах слышен крик весёлый,
и топот ног; и звон бутылок.

Луна и солнце побледнели,
созвездья форму изменили.
Движенье сделалось тягучим,
и время стало как песок.
А дворник с чёрными усами
стоит опять под воротами
и чешет грязными руками
под грязной шапкой свой затылок.
И в окнах слышен крик весёлый,
и топот ног; и звон бутылок.

14 октября 1933






Поэт (Даниил Хармс).
Портрет работы А. Порет. 1939 г.

    24 января 1928 года в ленинградском Доме печати прошло первое публичное выступление обэриутов – «Три левых часа» – состоявшее из трех частей:
час первый – выступление поэтов А. Введенского, Д. Хармса, Н. Заболоцкого, К. Вагинова, И. Бахтерева;
час второй – показ спектакля по пьесе Д. Хармса «Елизавета Бам» (композиция Д. Хармса, И. Бахтерева и Б. Левина, декорации и костюмы И. Бахтерева, роли исполняли Грин (А. Я. Гольдфарб), Павел Маневич, Юрий Варшавский, Е. Вигилянский, Бабаева и Этингер);
час третий – показ монтажного кинофильма «Мясорубка», созданного Александром Разумовским и Климентием Минцем.

    Из приготовлений Хармса к вечеру «Три левых часа» интересна запись в его записной книжке – задание себе самому на 21 января: «Сходить к В. Улитину относительно клаки». Неуверенность Хармса в доброжелательности зрителей не случайна. В середине 1920-х борьба разных литературных группировок происходила не на жизнь, а на смерть, и в начале 1928 года такие «традиции» далеко еще не отошли в прошлое. Можно было ожидать всего, чего угодно: от простого освистывания до попыток срыва вечера. Поэтому Хармс решает позаботиться заранее о «группе поддержки», т.е. «клаке».
    Неожиданность подстерегала зрителей сразу после выступления Хармса. Закончив свою речь, поэт достал из кармана жилета часы. Взглянув на них, он призвал зрителей к тишине и объявил, что в это самое время на углу Невского проспекта и Садовой улицы (тогда они назывались соответственно проспект 25 Октября и улица имени 3 Июля) выступает со своими стихами поэт Николай Кропачев. Это был эксперимент с нарушением единства пространства.
    Только теперь зрители поняли, почему имя Кропачева было набрано на афише вечера вверх ногами… На сцене возникла пауза, а в это же самое время в центре города Кропачев начал читать свои стихи удивленным прохожим. Таким оригинальным способом обэриуты решили побочную задачу: стихи Кропачева были откровенно слабыми, и выпускать его на сцену не хотелось. Поэтому вернувшегося до первого антракта поэта «предъявили» зрителям, но повторять уличное выступление не дали, несмотря на доносившиеся из зала требования. К тому же стихи Кропачева не предоставлялись для предварительной цензуры, как тексты остальных поэтов. (вернуться)


Примечания:

1. Вечер был на расстояньи / от меня на много вёрст. – Характерное для поэзии Введенского переплетение пространственных и временных категорий. Зашифрованность смысла, скрытая за внешне простыми, порой и нелепыми строками, была одной из составляющих поэзии обэриутов. Чтобы до конца понять смысл стихотворения, заключающийся в попытке поэтическими средствами описать антимир, обратимся к статье Я.Друскина (ПСС.Т.2.С.287-288). "Целая цепь семантических инверсий дана в стихотворении "Гость на коне". Инверсии эти начинаются со стиха Боль мою пронзила кость – вместо "нормального" "кость мою пронзила боль". – Далее, эхо – отражение звука; в двух последующих стихах различаются уже два мира: один мир над рекою, другой отражается в реке, как в стекле, один наш мир, другой – антимир. Тогда закономерно и то, что в поэтической модели антимира медаль носят не на груди, а на спине; закономерна и обратная рука: в зеркале правая рука становится левой. т.е. обратной; это не номинальное, а реальное преобразование пространства. <...> Наконец, человек из человека – это, по-видимому, античеловек. <...> Этот отрывок из "Гостя на коне" – поэтическое интуитивное предчувствие физической теории антимира". (вернуться)

2. Дворник с чёрными усами – один из зловещих персонажей поэзии и прозы Хармса. Дворники издавна состояли в тесной связи с полицией и обычно присутствовали при обысках и арестах. (вернуться)

 


Яндекс.Метрика
Используются технологии uCoz