Литературно-артистическое кафе
"Бродячая собака"

В Петербурге было место, где собирались представители всех направлений в искусстве. Называлось оно "Бродячая собака". Знаменитое литературно-артистическое кабаре было открыто накануне нового, 1912-го, года. Замысел его создания принадлежал Борису Пронину, окончившему режиссёрский курс в студии Московского Художественного театра и работавшему помощником Мейерхольда. В 1908 году он переехал в Петербург и вместе с Мейерхольдом участвовал в учреждении Общества интимного театра, а затем и театра "Дом интермедий". "Бродячая собака" была зарегистрирована у градоначальника как клуб Общества интимного театра.

По воспоминаниям самого Пронина, идея эта появилась у него так: "...Во время гастролей Художественного театра каждой весной театральная молодёжь, да и старики были бездомными. И вот у меня возникла мысль, что надо создать романтический кабачок, куда бы мы все, "бродячие собаки", могли приткнуться, дёшево прокормиться и быть у себя – бродячие, бесприютные собаки. Я боялся назвать "Собаку" "Собакой", думал, что название должно быть острым, но оно придёт само, а мысль была именно о бездомных собаках".

Таково происхождение этого названия, ставшее символом целой эпохи. Оно само по себе оказалось весьма плодотворным и дало ход ряду идей. Художник Мстислав Добужинский создал эмблему кабаре: симпатичная собака непонятной породы, возможно пудель, положила лапу на античную театральную маску. Написанная Добужинским на геральдическом щите, эмблема висела над входом, воспроизводилась и на гербовой бумаге "Собаки". Был придуман и отчеканен из металла орден Бродячей собаки, пародирующий средневековые ордена, – с треугольным отверстием, "всевидящим оком", в центре и надписью под ним на латыни: "Cave canem" ("Бойся собаки"); подобную надпись находили при раскопках вместе с изображением собаки на мозаичных полах у порогов древнеримских домов.

Пронин разыскал для "Собаки" очень подходящее, с его точки зрения, помещение – подвал во втором дворе дома, где сам он жил в мансарде, – на углу Михайловской площади и Итальянской улицы. В этом подвале некогда находился винный погреб бывшего владельца дома, библиофила и гурмана П.Я.Дашкова, и аромат редких вин, ещё не выветрился из кладки стен.

Пронин сумел так увлечь и организовать художников, что они в считанные дни превратили подвал в изысканно-таинственное обиталище. Николай Кульбин расписал одну из комнат переплетающимися разноцветными геометрическими фигурами в духе кубизма. В другой, большей, Сергей Судейкин изобразил – на стенах, на потолке – диковинные огромные цветы, голубые, ярко-красные и даже зелёные, изогнувших шеи небывалых птиц, Пьеро, Арлекинов и Коломбин, арапчат, красавиц, Дон Кихота верхом на его верном Росинанте; он объяснил потом, что всё это было навеяно циклом стихов Бодлера "Цветы зла". В центре зала стоял круглый стол на 13 человек, над ним висела люстра работы Николая Сапунова – деревянный обод с 13-ю свечами-лампами, на четырёх цепях. Актриса Ольга Высотская, придя в "Собаку" в день открытия одной из первых, набросила на круг люстры свою длинную белую перчатку, а режиссёр Николай Евреинов – бархатную чёрную полумаску. Так они и остались висеть на люстре – с одобрения Сапунова – как театральные символы.

На открытие "Бродячей собаки" и первую встречу в ней Нового года собралось блестящее литературно-артистическое общество: поэты Михаил Кузмин, Анна Ахматова, Николай Гумилёв, Осип Мандельштам, Саша Чёрный, Пётр Потёмкин, Игорь Северянин, артисты балета Тамара Карсавина, Евдокия Лопухова, Михаил Фокин, Александр Орлов, композиторы и литературные критики, артисты драмы и оперы...

"Собаку" охотно посещали актёры, писатели, художники. Она притягивала к себе внезапным и острым ощущением свободы, пусть и несколько иллюзорной, своего места посреди казённой империи, своего, подвального, подпольного "второго мира", словно бы и не зависящего от мира внешнего, от его уже существующих и ещё только надвигающихся сложностей и несчастий. Здесь был очищенный, беспримесный мир искусства, художественной игры, разгул фантазии. Здесь осуществлялась давнишняя мечта Мейерхольда и Евреинова – превратить жизнь в театр и играть, играть в самих себя, играть талантливо и ярко, снимая и снова надевая маски...

"Интимные вечера", без определённой программы и без посторонних, рассчитанные на импровизацию, проводились по средам и пятницам. Кроме того, устраивалось множество тематических вечеров с подготовленной заранее программой: музыкальных, поэтических, театральных. Одним из первых прошёл вечер в честь 25-летия поэтической деятельности К.Бальмонта, который жил в это время в Париже. Впрочем, о юбиляре говорилось лишь в докладе Сергея Городецкого, а после доклада обратились к своим делам – читали новые стихи молодые поэты из "Цеха".

В числе наиболее запомнившихся за годы существования "Собаки" был вечер балерины Тамары Карсавиной. Карсавина танцевала под звуки клавесина прямо среди зрителей на небольшой площадке, выложенной зеркалами и окружённой гирляндами живых цветов. После этого её усадили в почётное кресло и вместе с креслом на руках внесли на сцену. Её наградили орденом Собаки. В честь неё был выпущен альбом, куда вошли и стихи Ахматовой:

Как песню, слагаешь ты лёгкий танец –
О славе он нам сказал, –
На бледных щеках розовеет румянец,
Темней и темней глаза.

И с каждой минутой всё больше пленных,
Забывших своё бытиё,
И клонится снова в звуках блаженных
Гибкое тело твоё.

Запомнился вечер 6 января 1913 года, когда исполнялась рождественская мистерия Михаила Кузмина "Вертеп кукольный" в постановке Николая Евреинова. Зал был стилизован под "тайную вечерю", все сидели за длинными узкими столами при свечах, дети из приюта, изображающие ангелов в белом, с серебряными крыльями и горящими свечами в руках ходили по залу и пели, а на маленькой сцене возникала то пещера, где родился Христос, то чертог Ирода...

"Собака" стала для многих вторым домом, привычкой. Владимир Пяст писал: "Нам (мне и Мандельштаму, и многим другим тоже) начинало мерещиться, что весь мир, собственно, сосредоточен в "Собаке", что и нет иной жизни, иных интересов – чем "собачьи"!" Призрачная жизнь кабаре начинала заслонять жизнь реальную – казалось, в неё можно спрятаться, уйти с головой.

Из петербургских поэтов лишь Блок, несмотря на все уговоры, ни разу не посетил "Бродячую собаку" – он был "дневным человеком", жил в своём мире, гораздо более близком реальному, и не очень жаловал "богему". Впрочем, его жена появлялась здесь довольно часто, и однажды Блок даже собирался писать текст для её выступления в "Собаке" на вечере "Парижский игорный дом на улице Луны. (1814 год)". Но вечер этот так и не состоялся.

Здесь шла также и интенсивная творческая, интеллектуальная работа, обмен мнениями по вопросам искусства, серьёзные доклады и диспуты на самые животрепещущие для "собачников" темы. Выступали художники самых разных направлений, обсуждались пути развития театра, литературы, изобразительных искусств.

Юный Виктор Шкловский, написавший брошюру "Воскрешение слова", выступил в "Бродячей собаке" с докладом о новом подходе к слову – "Место футуризма в истории языка"; Сергей Городецкий прочёл доклад об акмеизме и символизме, художница Елизавета Кругликова – о монотипии, Георгий Чулков – "Демоны и художники" (о психологических основаниях новой французской живописи), Артур Лурье – о современной музыке. И всё это слушали и обсуждали с интересом уже далеко за полночь, в ночной тиши. После лекции Николая Кульбина о футуризме и Владимира Пяста "Поэзия вне групп", да и после многих других, возникали ожесточённые споры, в которых утверждались и низвергались целые художественные школы.

11 февраля 1915 года, на "вечере пяти"*, Маяковский, в официальную часть не включённый, попросил у Пронина разрешения прочесть свои стихи – "сделать эпате", "немного расшевелить буржуев". Он прочёл "Вам!":

Вам, проживающим за оргией оргию,
имеющим ванную и тёплый клозет!
Как вам не стыдно о представленных к Георгию
вычитывать из столбцов газет?!

Знаете ли вы, бездарные, многие,
думающие нажраться лучше как,-
может быть, сейчас бомбой ноги
выдрало у Петрова поручика?..

Если он приведенный на убой,
вдруг увидел, израненный,
как вы измазанной в котлете губой
похотливо напеваете Северянина!

Вам ли, любящим баб да блюда,
жизнь отдавать в угоду?!
Я лучше в баре б* буду
подавать ананасную воду!

Эффект был потрясающий. Кто-то из дам был близок к обмороку, кто-то бился в истерике. Поднялся крик, женский визг. Маяковский молча стоял на эстраде, куря сигару. Обстановку попытались разрядить журналист и драматург князь М.Н.Волконский и К.И.Чуковский, выступившие с разъяснительно-оправдательными речами. Назревшая драка не состоялась, но полицейский протокол был составлен.

После этого, 20 февраля, в "Собаке" прошёл всё-таки вечер самого Маяковского. Но дни "Собаки" были сочтены. Вскоре в кабаре нагрянула с обыском полиция, обнаружила запас запрещённого во время войны спиртного, и по распоряжению градоначальника "Собака" была закрыта. Так закончилась её короткая, но удивительно насыщенная событиями и именами история.
(По книге: Н.М.Муравьёва. Былой Петербург. Век модерна.–СПб.: Издательство "Пушкинского фонда", 2004)

(вернуться в начало страницы)