|
Ф.К.Сологуб* в Петербурге
Одним из домов, где встречались поэты всех возрастов, известные и начинающие, была скромная, небольшая квартирка Федора Сологуба, знаменитого в начале ХХ века поэта-символиста и прозаика, автора нашумевшего романа "Мелкий бес". Здесь не теоретизировали – здесь читали и обсуждали стихи. Казенная эта квартирка находилась на 7-й линии Васильевского острова, недалеко от Андреевского собора, на втором этаже, над классами Андреевского городского училища, где Сологуб служил сначала учителем математики, затем – инспектором.
Жизнь писателя складывалась трудно. Отец его был крепостной крестьянин, после освобождения он перебрался в столицу, стал портным и рано умер от чахотки. Матери пришлось идти "в люди", в услужение. Унижения, обиды детства, нелегкий труд отозвались в стихах Сологуба горечью разочарованности, мрачным, беспросветным восприятием жизни, своего рода упоением страданием.
Ранние стихи Сологуба оценил и стал всячески его поддерживать поэт старшего поколения символистов – Н.Минский, сотрудничавший в "Северном вестнике"; он же посоветовал взять вместо фамилии Тетерников не очень удачный псевдоним Сологуб – графскую фамилию писателя пушкинской поры, но, во избежание путаницы, с одним "л".
Молодые поэты тянулись к Сологубу, приходили со своими тетрадками, читали новые стихи. Именно у него появился впервые одетый в какую-то своеобразную поддевку, еще совсем молодой, румяный поэт Михаил Кузмин. Аккомпанируя себе, он пел романсы на собственные стихи. "Выводил в люди" Сологуб и Игоря Северянина, возя его за собой по России для выступлений.
Маленькие литературные сборища, как пишет прозаик Надежда Тэффи, происходили у Сологуба по субботам. Угощали там "мятными пряниками, румяными булочками, пастилой и медовыми лепешками, за которыми сестра его ездила куда-то через реку на конке... Хозяином Сологуб был приветливым, ходил вокруг стола и потчевал гостей:
– Вот это яблочко коробовка, а вот там анисовка, а вот то антоновка. А это пастила рябиновая."
После чая поэты рассаживались в кабинете Сологуба, на кожаных креслах и диване, читали стихи и безропотно выслушивали мнение хозяина, точное и зачастую доброжелательное. Строг и язвителен он был лишь по отношению к самоуверенным бездарностям. "Это был ареопаг петербургских поэтов", – вспоминает Георгий Чулков.
Но в Сологубе – "каменном и невозмутимом, с рыжеватой прямой бородой и такой "непоэтической внешностью": лысина и большая бородавка у носа – была, по словам Тэффи, какая-то "затаенная нежность, которой он стыдился и не хотел показывать", тонкое внимание к людям, которых он любил. Трагедия его, по мнению Гиппиус, очень его ценившей и с ним дружившей, заключалась "в вечном притяжении и в вечной борьбе" мечты и действительности. "Он сам казался трагическим противоречием своим... сплетением здешнего с нездешним, реального с небывалым".
В то же время, по словам Тэффи, Сологуба считали колдуном и садистом. Невольное отталкивание вызывали такие его строки:
Когда я в бурном море плавал
И мой корабль пошел ко дну,
Я так воззвал: "Отец мой, Дьявол,
Спаси, помилуй, – я тону".
"Признав отцом своим дьявола, – писала Тэффи, – он принял от него и все его черное наследство: злобную тоску, душевное одиночество, холод сердца, отвращение от земной радости и презрение к человеку".
Гиппиус, которой был не чужд демонизм, тоже называла его колдуном, но колдуном не злым, а скорее лукавым. В памяти современников осталось такое его "колдовство": как-то забрел к нему на Васильевский остров Вячеслав Иванов, только что приехавший из-за границы, – отправился знакомиться и пропал с самого утра на целый день; жена напрасно искала его по всему городу. Вячеслав Иванов рассказывал потом, что никак не решался выйти на улицу – там шел дождь. Ему казалось, что эта погода нарочно сотворена Сологубом. Когда он пытался отыскать в передней свои калоши среди множества других, то на всех калошных парах видел одни и те же буквы: Ф.Т. – Федор Тетерников...
В связи с этой историей Гиппиус написала шутливое стихотворение:
Все колдует, все морочит
Лысоглавый наш Кузьмич.
И чего он только хочет
Колдовством своим достичь?
Невысокая природа
Колдовских его забав:
То калоши, то погода,
То Иванов Вячеслав...
Нет, уж ежели ты вещий,
Так не трогай эти вещи,
Потягайся с ведьмой мудрой,
Силу в силе покажи...
О, Кузьмич мой беднокудрый,
Ты меня заворожи! |
И у них, действительно, началась "завораживающая" стихотворная переписка.
В 1908 году жизнь Сологуба резко изменилась. Умерла от туберкулеза его сестра. Он выслужил себе пенсию, оставил службу. И женился на молодой переводчице Анастасии Чеботаревской. Она "перекроила его быт по-новому, по-ненужному. Была взята большая квартира, повешены розовые шторы, куплены золоченые столики... Тихие беседы сменились шумными сборищами с танцами, с масками", - вспоминала Н.Тэффи. Теперь сюда собирались не читать стихи и размышлять, а скорее веселиться. Сологуб чувствовал себя счастливым, хотя под влиянием жены стал еще мнительнее и обидчивее, чем прежде. На вопрос Тэффи под Новый год: "Что вам пожелать?" – он ответил: "Чтобы все осталось, как сейчас. Чтобы ничто не изменилось"...
(По книге: Муравьёва И.А. Былой Петербург. Век модерна. – СПб.:Издательство "Пушкинского фонда", 2007)
"...За аптекой Пеля и сразу же за кривым коленом Днепровского переулка стоит еще один «посланник» XVIII века – дом бывшего Андреевского училища. Он был построен в екатерининскую эпоху тоже по типовому проекту, разработанному уже архитектором Федором Волковым. Был такой архитектор, возводивший здесь, на острове, здание Морского кадетского корпуса; после смерти Потемкина он же достраивал Таврический дворец, и ограда дворца со стороны Шпалерной тоже выполнена по его проекту.
Дом, построенный Волковым для Андреевского училища, – в два этажа с фасадом «о семи окнах». Прекрасен у дома фронтон и удивительно соразмерны по высоте этажи. Соразмерны не только эстетически, но и по тем функциям, которые они выполняли. Второй этаж, где размещались классы для учащихся, – выше, в его помещениях больше света и воздуха.
Внизу жили учителя этого четырехклассного училища. А среди учителей были, правда, в разное время, две личности, о которых следовало бы сказать особо.
Во-первых, в начале века здесь преподавал арифметику Федор Кузьмич Сологуб – знаменитый автор "Мелкого беса". В своих воспоминаниях Зинаида Гиппиус даже зрительно воспроизводит этот якобы "деревянный дом", где была однажды, но уже, наверняка, не найдет его "в отдаленных линиях". Здесь, правда, наблюдается у Гиппиус некая аберрация памяти. И связано это, видимо, с тем, что два дома – этот, где жил Сологуб, и другой – из повести В. Титова "Уединенный домик на Васильевском", которая издавалась тогда под редакцией Сологуба, слились у нее воедино. Во всяком случае, дом №20 по Седьмой, одной из центральных линий острова, был всегда каменным..." (Из книги: Виктор Бузинов. Десять прогулок по Васильевскому. – СПб.: “Остров”, 2002)
Адреса в Петербурге:
1903 – 1907 – 7-я линия, 20;
1910 – 1916 – Разъезжая улица, 31;
1916 год – 9-я линия, 44.
1917 год – 10-я линия, 5/37.
1921 – 1927 – Ждановки наб., 3/1.
1923 – 1924 – Царское Село, Колпинская ул., 20.
1. Фёдор Сологуб (настоящее имя Фёдор Кузьмич Тетерников; 17 февраля (1 марта) 1863, Санкт-Петербург – 5 декабря 1927, Ленинград) – русский поэт, писатель, драматург, публицист. Один из виднейших представителей символизма. (вернуться)
(вернуться в начало страницы)
|